- Извините, - сила теперь ощущалась внутри клубком теплого
солнца. – У меня вряд ли получится…
- Я заплачу, - баронесса схватила Аглаю за руку. – Он богат! Вы
не представляете, насколько он богат. И… и я готова! Сколько
скажете! Назовите свою цену… что угодно, только… помогите!
- Помогу, - Аглая коснулась лба баронессы, отпуская силу,
которая уже устала ждать, когда же ей позволено будет творить.
Правда, пока Аглая не понимала, что именно должна творить, но
определенно не превращать.
Барона.
И баронессу тоже.
И вообще она взрослая серьезная ведьма, а потому думать тоже
должна по-взрослому.
- Роди ему наследника, - сказала Аглая, подумав, что взрослым
ведьмам нужно быть снисходительными. И мудрыми. И… и если баронесса
родит, то проблема решится? Теоретически.
Та лишь моргнула.
А сила взяла и ушла внутрь её. Провалилась. И если так… то все
правильно?
Аглая очень на то надеялась.
Вернувшись на свое место, она еще раз поглядела на барона,
что-то втолковывавшего Норвуду. И убедившись, что ни в кого-то
Козелкович превращаться не собирается, успокоилась
окончательно.
- Видишь, - сказала Аглая кошке, которая-таки забралась в
корзинку, чтобы улечься уголком. В кошачьей шерсти копошились
подросшие котята. – Я тоже могу поступать осознанно.
Ежи мутило.
Странно. Ему и прежде случалось на кораблях ходить, в том числе
и по морю. Море вот могло дурноту вызвать, а озеро… гладкое, будто
стеклянное, и ладьи скользят по этой глади лебедями.
Ветер паруса наполняет.
Тишь вокруг.
Благодать.
А Ежи от этой благодати прямо-таки крючит. Он уже и глаза
закрывал, и корень кислый жевать пытался, да без толку.
- Тяжко? – поинтересовался Евдоким Афанасьевич, и фиал, который
Ежи на грудь повесил, потеплел, налился темною силой.
- Это…
- Вода тут…
- Я заметил.
- Много воды.
- И это тоже заметил, - Ежи приоткрыл левый глаз. Вокруг, куда
ни кинь, расстилались воды. Чтоб их… уже недолго осталось. До
берега дойдут, а там… разгружать ладьи на волок, и… появилось
искушение объявить, что от волока до Китежа Ежи обычною дорогой
доберется, верхами, чай, за день-другой управится, но он искушение
поборол.
И головой помотал.
Нельзя.
Ни Стасю оставлять с этими вот, которые еще не поняли, во что
Ежи превратился, но как поймут… а поймут… рано или поздно
поймут.
Он проглотил вязкий ком слюны и потянулся к силе, которую теперь
ощущал. Сила эта пронизывала воду и вширь, и вглубь, и… не от неё
ли Ежи дурно?