- Погодите, - Радожский остановился.
И даже не возразил, когда Марьяна Францевна высыпала в его руку
горсть семечек.
- Как… не выйдет?
- Обыкновенно. Она просто не признает силы обряда. И этот обряд
не будет иметь значения. И наоборот. Если она пожелает выйти за
кого-то замуж, то выйдет. Сама. Без жрецов, храма и прочее
мишуры.
- Но… но…
- Думаете, нам оно надо, с любовью возиться? Воспитывать в них
вот идеал? Внушать, что счастье в замужестве и устраивать званые
вечера. Знакомить, обхаживать, учить молодых да рьяных идиётов,
уверенных, что весь мир, если не у них в штанах, то всяко близко?
Других забот нет?! Мы выращиваем эту вот любовь к вам, воспитываем
её, вбиваем в головы аккурат затем, чтобы избежать подобных
казусов. А вы решили, что так оно и должно, что…
Эльжбета Витольдовна обернулась.
Проклятье!
Говорила Марьяна громко, слишком уж громко, то ли позабывшисть,
то ли… нарочно? И была услышана.
- Значит… - губы Аглаи дрогнули, показалось, что девочка того и
гляди расплачется. – Значит… это все не по-настоящему?
- По-настоящему, детонька… и так оно для всех лучше. В целом, -
Марьяна Францевна потемнела лицом. – Во всяком случае, долго было
лучше. А теперь вот и не знаю даже…
Аглая все-таки не заплакала.
Ведьмы редко плачут.
Отступила.
Попятилась, но наткнувшись на гору бочонков, которые грузили на
корабль, остановилась.
- Но… но так же нельзя! – Аглая всхлипнула. – Так… не
честно!
И что ей было ответить?
Как-то не так Стася представляла себе дом почтенной вдовы.
Поскромнее, что ли… воображение и вовсе рисовало покосившуюся
избенку с кривою крышей и разваленным крылечком. Избенка была. И не
одна. Правда, не разваленные, но вполне себе крепкие избы, смыкаясь
углами, окружали сказочный терем. И крыльцо тут имелось,
горбатенькое, украшенное затейливой резьбой. На крыльце хозяйка и
встречала: женщина крепкая, широкая, с трудом на крыльцо
уместившаяся.
- Добро пожаловать, госпожа ведьма, - произнесла почтенная вдова
густым баском. И поклонилась, мазнувши рукой по ступеням. – И вам,
купцы почтенные… давненько ты в наши края не заглядывал,
Фролушка…
С Фролом Матвеевичем вдова расцеловалась, а после и с братом
его, обнявшим женщину столь крепко, что будь она менее внушительна,
задушил бы.
Внутри было светло, чисто, пахло свежим хлебом и медом, который
подавали к столу в резных уточках, в высоких стеклянных вазочках, в
крохотных, с детский кулачок, бочонках.