Я старался не влазить в центр сражения, а держаться на некотором
удалении. Во-первых, такова была воля отца этого тела, и нарушать
прямой приказ ярла было бы неблагоразумно. Во-вторых, пока я ещё не
набрал силы, а эпицентр боя — это место, где может произойти всё
что угодно, и там, как правило, царит настоящий хаос, с которым я
пока не в состоянии справиться.
От моих размышлений меня отвлек звук горна. Мелодия командовала
отступление всех сил. Северяне были не только могущественными
воинами, но и удивительно дисциплинированными, поэтому мы тут же
начали отступать. Добравшись до отца, я постарался узнать причину
нашего отступления. Мы атаковали ближайший к нам Имперский город
под названием Соустер. По Имперским меркам он считался
провинциальной глубинкой с населением в 45 тысяч человек. Владел им
барон, который не обладал какой-то сверхсилой, а наши ежегодные
набеги не давали ему нормально существовать. Поэтому наше
отступление для меня выглядело достаточно странно.
— Разведчики принесли данные о том, что к нам движется десяток
мехов, из них два меха ранга А и один А+, — голос отца был крайне
спокойным. Он явно не особо переживал из-за этого факта, да и я,
если честно, не видел особого смысла в беспокойстве, ведь у нас
было много мехов. Пятнадцать штук — по местным меркам это крайне
большая и опасная армия. Но сталкивать их сейчас в прямом сражении
было бы бессмысленно. Ведь далеко не факт, что прибыль с грабежа
города компенсирует потерю мехов.
— Ты мне лучше скажи, сын, откуда у барона неожиданно могло
взяться еще пять мехов?
— Либо барон резко разбогател, либо он взял их в долг, —
предположил я. — И тут не особенно важно, взял ли он в долг сами
мехи или деньги для их покупки. Скорее всего, верным окажется
второй вариант, ведь у него попросту нет сверхредких ископаемых. Он
практически каждый год уходил лишь в небольшой плюс после закупки
продовольствия.
— Думаешь, что нам стоит отменить поход на него в этом году? —
спросил меня об этом не просто отец этого тела, а Ярл Фаустдед
Хогдоф, сын Шоргоха, который был действительно заинтересован моими
словами. Он считал меня крайне одаренным, ведь я смог не только
выучить местный язык к четырем годам этого тела, то есть за год
нахождения здесь, что все равно даже по местным меркам было
достаточно поздно, но и научился читать и писать. Писал, правда, я
все свои записи, которые делал для себя, исключительно на родном
языке, что имело свои плюсы — никто, кроме меня, не мог их
прочитать.