Закрыв глаза, я помотала головой. Я
не буду думать об этом сейчас, никому не станет лучше от моих
сомнений. В памяти вновь всплыла картина, как Игорь лежит на
больничной постели, увитый трубами и проводами, весь избитый и
переломанный. Поджав губы, я вздёрнула подбородок. Я не
представляла, как лягу в постель к Громову, но я должна буду
переступить через себя. Не думать, просто не думать об этом, в
конце концов, я не выпускница института благородных девиц.
Стилистом оказалась молодая девушка.
Она приехала во второй половине дня, притащив с собой огромный кейс
с косметикой, аксессуарами и всякими уходовыми средствами. Мы
прошли в мою комнату, и колдовство началось. Моё преображение
заняло несколько часов. К тому времени, как за мной приехал
водитель, из зеркала на меня смотрела шикарная женщина, в которой я
едва узнавала себя. Маленькое чёрное платье оттеняло светлую кожу,
массивное колье подчёркивало глубокое декольте, ботильоны на
высоком каблуке придавали дополнительный рост, а высокая причёска
открывала изящную шею.
Водитель привёз меня к ресторану
итальянской кухни в центре Москвы. Он помог мне выбраться из
автомобиля и проводил до дверей, где меня встретил приветливый
администратор, который, узнав, кто меня ждёт, тут же провёл к
нужному столику. При моём появлении Громов широко улыбнулся,
окинуло меня восхищённым взглядом, поднялся и помог мне снять
меховую накидку.
— Выглядишь превосходно, — грудным
голосом произнёс он, отодвигая стул. — Эта причёска и это платье
очень идут тебе.
— Спасибо, — выговорила я
присаживаясь.
— Честно сказать, — вернувшись на
своё место, Громов продолжил беседу. — С нетерпением ждал этого
вечера, чтобы увидеть тебя. Утром мне пришлось слишком рано уехать,
поскольку на восемь часов было запланировано совещание с
руководителями отделов. Даже не успел с тобой попрощаться.
О боже, он строил разговор так, будто
мы с ним на самом деле пара.
— Правда? И... как оно прошло? —
поддержала я наш диалог, положив на колени чёрный клатч, который
был в тон платью, выбранному для этого вечера.
— Как обычно, очень скучно. — Громов
потянулся к открытой бутылке шампанского и разлил его по фужерам. —
Хочу поднять этот бокал за тебя — воплощение красоты и
изящества.
Он говорил что-то ещё, я почти его не
слушала. Я цедила напиток мелкими глоточками и думала. Наверно,
если бы поведение Громова отличалось грубостью, а сам он
ограничился лишь постелью, мне было бы морально легче. Но он
ухаживал, говорил комплименты и вёл светскую беседу.