— Мясо подгорит, — Маша развернулась и сняла сковороду с
печи.
Девушка стояла и думала:
— «А что, собственно, происходит? Зачем я отдала пистолет и
почему мне не наплевать на незнакомую женщину? Надо было выгнать их
взашей. Выстрелить в потолок, напугать или просто сбежать. Может,
сбежать сейчас? Дверь открыта... А там братья и Ю. Что-нибудь
придумаем, сообразим. Нет. Я смотритель... Не швейцар в отеле, чья
обязанность открывать и закрывать дверь, а смотритель убежища.
Люди, все эти бродяги пришли сюда, чтобы чувствовать себя в
безопасности. Я должна остаться и защитить их. А что, собственно,
происходит?» — Маша вернулась к тому же вопросу, с которого начала.
— «Что не так с детьми? От чего глухая женщина просила ее защитить?
Непонятно...»
Мысли хозяйки станции прервал громкий шлепок. Макс упал на пол
без сознания, на голове юноши прямо на глазах появилась большая
шишка, почти с кулак.
Над ним стоял большой и толстый бродяга с черными взъерошенными
волосами, двухнедельной щетиной и, как ни странно, большими и
голубыми глазами. Пузо его вываливалось из-под прожженной старой
майки.
— Будешь знать, как безобразничать, — проговорил здоровяк. — А
ну, кого еще воспитать? — мужик попытался сделать страшную рожу,
чтобы напугать, но добрые, преданные, как у собаки, глаза выдавали
его.
Дети спрыгнули с лавок и попрятались под столом. Маша,
опомнившись, подскочила и подняла выроненный ПМ.
Дверь открылась, и в зал ожидания вбежали с автоматами в руках
Сашка и Пашка.
***
Вечер того же дня.
Во главе стола сидел Василий и с большим аппетитом трескал
тушенку прямо из банки. Так звали нашего героя.
— Вася, может, чайку горячего? — спросила Мария.
— Можно, а лучше что-нибудь покрепче, — улыбнулся здоровяк.
— Думаю, я смогу что-то придумать, — призадумалась Маша,
вспомнив, что в рюкзаке покойного Федора была бутылочка спирта. —
Для хорошего человека ничего не жалко.
В углу зала на полу сидел пришедший в себя Макс. Ребята связали
ему руки куском тряпки для надежности. Остальных детей отвели в
маленькую комнату, бывшую кассу, и подперли дверь шваброй.
— Ни на какой ферме они не работали, — проговорила вдруг глухая
женщина, оказавшаяся вовсе не глухой. — Убивали одиноких, уставших
путников и ели их мясо.
— Что? — у Маши закружилась голова от таких новостей. — Я что,
жарила человечину?