Но какое отношение я имею ко всему этому?
Какое право она имеет вламываться в мою жизнь и что-то просить? Неужели ей настолько пофигу? Совесть спит мертвым сном?
Треск, с которым рушится Евин светлый образ, до сих пор стоит в ушах, и этот звук не перекрыть нервному цокоту каблуков Вики об асфальт. Она останавливаясь рядом со мной, я ощущаю, как ее грудь касается моего плеча, а над головой появляется раскрытый зонт. Теперь вода не льется за шиворот, хотя у меня полыхает так, что огнетушитель тащить надо.
На Вику не смотрю — чужой беременный живот магнитом притягивает все внимание. Тревожное «а если» бьет под дых.
Я всегда относился к вопросам предохранения серьезно, мне нафиг не нужны лишние проблемы: всякие девицы могут попасть на пути, с моим доходом я лакомая добыча для проходимок.
И сейчас я просто не могу принять случившееся. Мы предохранялись. Это железно.
— Егор? — я слышу в Викином голосе истерические нотки, она пытается сдержаться, но не выходит. Не хватало еще тупой бабской истерики, мне хочется, сказать, я и сам не рад ни черта!
— Подожди меня в машине, — протягиваю ей не глядя ключи.
Долгая пауза.
Я уже готов сорваться, все внутри клокочет, и нужна только последняя искра, чтобы разгорелся пожар. Но Вике хватает ума — она берет молча ключи, и аккуратно обходит по широкой дуге Еву. Во всем этом жесте сквозит ее отношение, и если бы взгляды могли убивать, от Евы осталась бы только кучка пепла. Может, и от меня тоже.
Наконец, хлопает дверца машины, Вика устраивается на переднем сидении и отворачивается, создавая для нас иллюзию уединения.
Теперь я подхожу вплотную к Еве, но живота не касаюсь. Кажется, стоит только соприкоснуться с чужим телом, внутри которого прячется живое существо, и я уже точно буду иметь отношение к этой беременности. Глупое суеверие, тупое чувство.
— Что тебе надо?
Сейчас я могу рассмотреть ее лучше. Она почти не изменилась с нашей последней встречи, беременность почти не испортила фигуру Евы, не затронула ее внешности. Тонкие черты лица, тяжелые русые волосы, большие глаза. Когда-то казалось, что они полны наивности, открыты и чисты.
Сегодня я думаю, что дурак, болван, идиот — я просто видел то, что желал видеть.
Она молчит, только смотрит на меня, и от этого взгляда некуда скрыться, а мне заорать хочется — ну почему ты оказалась такой, Ева? Все же могло быть по-другому, по-нормальному, по-человечески!