Окна открыли, устроили сквозняк.
Вымели пылищу и не заметили, как опять выглянуло солнце.
Мужчины пришли как раз к тому
моменту, когда две трубочистки совали в жерло белого монстра
хворост и найденные газеты.
- Ты куда ж, окаянная, суешь! -
Запричитал дед Василий. — Это для хлеба, а для дров пониже — вот
тут! Тягу-то проверь, да заслонку открой, угорим как есть.
- Здрасьте! – в один голос выдохнули
девчонки, - а мы тут вот прибираемся.
Печь к дедовым рукам оказалась
отзывчива. И хворост приняла, и дрова сухие из сеней. Пока
прогревалась, дамы накрыли стол и усадили Василь Акимыча во главу.
Подобревший дедок тянул подаренный Мальборо и пускал дым в
потолок.
- Надо завтра на кладбище сходить, -
проговорила Лизавета давно засевшую мысль, – покажете, Василий
Акимыч?
- Покажу, отчего ж нет. Завтра с
утречка и пойдем. Козу-то когда будешь забирать?
- Какую козу? – мысли о кладбище
никак не вязались с животным… Жертвоприношение что ли совершать?
Сатанизм какой-то получается.
- Милку, бабкину козу, стало быть.
Она стельная, у меня стоит уже с зимы, а ей рожать. Стар я за этим
всем хозяйством ходить. Резать-то жалко - беременная.
- Стой, дед Василь. Куда мне коза?
Приехала сегодня и уеду, а ее куда? В Москву? Я вообще с животными
не дружу.
- Наследство приняла и козу, значит,
принимать надоть. Нечего на мне как на тракторе ехать, - обиделся
селянин. Завтра вот и приведу. Че хошь, то с ней и делай. Фря
какая. – Насупился, одел свою телогрейку и вышел из дома.
Праздник не задался. Посидели молча,
пережевывая эту новость. Лизка вытащила своего помощника, стала
настраивать доступ в интернет. Может, кто-нибудь срочно возьмет
животину на сносях. А ребята ушли жечь костер из веток на улицу.
Ничего не решив, легли в спальниках прям на полу. На Маланьину
кровать за печкой так никто и не покусился.
Засыпалось на голых досках тяжело. Укладываясь на туристическом
коврике, Лизка никак не могла придумать выход из этого
зоологического тупика. «Может в зоопарк ее отвезти?» - мелькнула
гениальная мысль, перед полным погружением.
Горница в доме из сна. Преобразовалась до неузнаваемости. Печь
стояла не на том месте, и лавка, где лежала Луша-Лисаветка была
пошире. В окне занимался рассвет, а рядом сидела баба Мила,
скрестив руки на груди.
- Явилась, не запылилась. Почто девку мучаешь? Ей и без тебя
худо, дальше некуда. Лисаветка, ну чего тебе дома не сиделось,
оглашенная? Чего теперь с вами слипшимися делать то? – голос бабкин
был уже не строгий, а просто грустный. – Просыпайся давай, сонная
паломница. Рассказывай, чего от тебя мне даже после смерти покоя
нет. Нет, чтоб к бабке при жизни приехала, а она с погоста
достанет. С детства такая была, коза упертая.