Домовой, не меняя облика, грациозно соскочил с печки, прошел по лавке, пачкая шерсть на белых лапках, а потом элегантно махнул хвостом.
Наверное, так и выглядела расчистка авгиевых конюшен. Правда вместо перенаправленных русел рек по кухне пронесся упругий и сильный вихрь воздуха, сметающий сажу до самой мельчайшей пылинки и вышвыривающий её обратно — в темное нутро печи.
И все-таки домовой — это очень полезно. Хорошо, что я как следует расспросила его, что он может.
— У тебя есть еще претензии, Джулиан? — я с независимым видом повернулась к вампиру и осеклась, заметив ту нехорошую улыбку, что намертво прилипла к его губам.
Ой, что-то моя попа чует неприятности!
— Нет, что ты, дорогая, — сладко-сладко протянул Джулиан, а затем буквально провалился в собственную тень.
Оп — и под мои колени нежно, но бесцеремонно толкнулся стул.
Ух — и вокруг моих рук крепко обвились лямки фартука, притянувшие мои руки к спинке стула.
Твою мать — и вампир, с крайне довольной рожей, снова вынырнул из той же тени, куда провалился — она кстати так и не исчезла до этого момента.
— Претензий нет, Марьяна, — лучезарно улыбнулся мне ди Венцер,— посиди так чуть-чуть — их у меня и не будет!
— Это произвол! — я задохнулась от негодования. У этого без меры наглого вампира совершенно полетели тормоза.
— Это забота, — поучительно протянул Джулиан, берясь за нож, — ты очень потратилась на сделку с духом, женушка. И еще одна магическая манипуляция может укатать тебя в госпиталь для волшебников с истощением, на уровне волшебной комы. Сиди, отдыхай, восстанавливай силы. Надеюсь, шило в твоей ягодице доставит тебе не очень-то много неудобств?
Увы, я свое шило знала. На малое количество неудобств рассчитывать было совершенно нельзя!
3. 3. О том, что свой каравай надо прятать вовремя
К моему позору — я засмотрелась.
Руки Джулиана, держащие в руках нож, завораживали своими искусными, отточенными движениями, будто он и в самом деле колдовал, а не банально нарезал луковицу, которую потом изящным движением сбросил с разделочной доски на раскаленную сковородку.
— Я ненавижу жареный лук, — я вспомнила, что вообще-то злюсь на него, и что я тут вообще жертва, ни за что, ни про что связанная по рукам, и состроила независимую гримасу, мол, ни за какие коврижки он меня эту гадость есть не заставит.