— Васильевой он обязан и тебе, —
легко отмахнулся капитан. — Я так, просто курьером поработал.
— Нет. Если бы вы тогда не приехали…
— покачал головой я. — Да вы же сами всё помните — время уже на
минуты шло.
Верещагин лишь улыбнулся и
спросил:
— Сильно расстроился, что академию
закрывают?
— Думаю, не так сильно, как вы, —
пожал я плечами.
— Да я вообще не расстроился, — вдруг
заявил Верещагин, сминая сигарету в пальцах и метким броском
отправляя её в урну. — Сейчас пойду заявление на увольнение
писать.
— Но вы же ещё год можете работать? —
не стал скрывать я своего удивления.
— Я вас хотел немного ещё
поднатаскать, нормальные ребята в этом году собрались — даже среди
аристократов избалованных папенькиных сыночков почти нет, —
произнёс бывший куратор. — Но раз уж вас по домам отравляют, то и я
здесь задерживаться не собираюсь. Старшие курсы и без меня
выпустят.
Что ж, надо признать, такого я не
ожидал. Мне казалось, что Верещагину искренне нравится его работа.
Несмотря на довольно горячий приём в день, когда нас привезли,
Сергей Валерьянович никогда не позволял себе перегнуть палку. Да,
порой он действовал жёстко, подгоняя нас натуральной палкой, а то и
электрическим разрядом, но старался-то он на совесть. И то
количество людей, что дошло до линейки первого сентября, было
таковым только по той причине, что капитан со своей задачей
справлялся.
Заметив моё удивление, Сергей
Валерьянович объяснил:
— Да я бы уже давно уволился, да не
мог — четыре года назад два идиота из моих подопечных во время
баловства с магией в казарме устроили пожар. Сожгли и казарму, и
прилегающее здание вещевого склада, — поведал капитан, доставая
новую сигарету из пачки. — Так как я нёс за этих недоумков
ответственность, весь ущерб на меня и повесили. Директор пытался
всё обернуть, как несчастный случай, чтобы ущерб списать, но
приехала комиссия с заданием найти крайнего. Вот и нашли.
Он отвлёкся, чтобы подкурить, а я не
торопил, дожидаясь продолжения.
— Пришлось брать кредит под гарантию
заработной платы, чтобы всё закрыть. Четыре года отрабатывал, ещё
три оставалось, — сказал Верещагин, выдыхая едкий дым. — А тут
звонят на днях из банка и говорят: придите и подпишите документы,
что вы нам больше ничего не должны. Удивился, пришёл в отделение,
стал разбираться. Выяснилось, что в банк пришёл какой-то невысокий
худой парнишка лет восемнадцати и закрыл весь мой долг наличкой.
Орешкин не признаётся, но я же не идиот, всё понимаю. Правда, не
понимаю, как он об этом кредите узнал. Это же вроде банковская
тайна.