Для самой Кагуи это было чистым домогательством, но положа руку
на сердце, будь она на его месте, она бы прошла мимо, а если бы и
не прошла, то сделала то же самое. Ей было грех жаловаться.
Расстегнув её грязное кимоно, мальчик узнал, что женщина перед
ним являлась приверженцем старых традиций.
Под кимоно ничего не было.
Она была совершенно голой.
Он сразу же порозовел и не смог сдержаться.
— Красивая... — Пробормотал юный спаситель. После этого он взял
в руки тряпку и начал умывать тело женщины. Она была вся грязная, а
потому он должен был помыть её полностью. Он начал с лица, потом
шею, ключицы, руки, плечи, грудь... Он смочил тряпку ещё раз, после
чего продолжил её мыть. Её грудь третьего размера, неведомым для
мальчика образом, притягивала его взгляд. Он старался быть как
можно нежнее с женской кожей, а потому его прикосновения были
невероятно нежными, что... Немного возбуждало её.
«Какой позор...» — Подумала про себя Кагуя с уже порозовевшими
щеками. Ей было очень неуютно, приятно, но неуютно, но, опять же,
она ничего не могла сделать при всём желании и возможности. —
«Голой меня видел только муж, а сейчас... А сейчас... Стыд то
какой...»
Закончив с помывкой богини, мальчик обработал несколько её ран,
одел её в кимоно, что было в этом маленьком домике, благо размер
подходил. После этого, незаметно для себя, Богиня кролик
уснула.
Проснулась она только из-за запаха, что ударил её в ноздри. Ей
почему-то захотелось есть...
Через пару минут мальчик снова подошёл к ней, но уже с тарелкой
горячей каши. Он посадил её, а потом стал кормить её с ложки.
Никогда в своей жизни Кагуя не ела с ложки, пока к ней относились с
такой заботой и нежностью. Своего мужа она поместила в Гендзюцу,
хотя потом и полюбила, но даже тогда подобное отношение... Было не
свойственно совсем. А на её родине, такие телячьи нежности были
признаком слабости, что в клане Ооцуцуки было равносильно крику
"Убей меня! Сожри меня! Сделай своим рабом!", а потому даже от
матери она не чувствовала такой нежности.
Это было очень странное, но приятное чувство для Кагуи. Невзирая
на свой разум, что говорит о её беззащитности, она почему-то стала
чувствовать себя защищённой... любимой... желанной... нужной...
«Это чувствуют обычные женщины?» — Спросила сама себя Кагуя. —
«Он же и сам кое-как сводит концы с концами, так почему же он это
делает? Я ему понравилась? Или напоминаю кого-то?... Нет, это
невозможно, его родственники точно выглядят иначе. Да и нет тут
никого больше, скорее всего сирота. Тогда почему?» — Этот вопрос
мучил мать двоих детей всё время, пока она ела.