— Вы… вы рычите. — Пролепетало нежное создание.
— Странно, что ты Татьяна. Я себе их иначе представлял. Светловолосые, с косой до пояса. Голубые глаза или серые. А твои на изумруды похожи. — Пропустил мимо ушей её комментарий, отпущенный одному волчку.
— Вот и ищите подходящую под описание Татьяну. — Накуксилась девушка, будто обиделась. — Вам, кстати, никуда не пора?
— Не-а. Задержусь. Чего надулась-то, Тыковка? Я ж ничего такого не сказал. Просто, удивительно, что тебя Таней звать. Но мне нравится.
— А мне не нравится, что вы меня то Мандаринкой, то Тыквой зовёте! Ни в какие ворота!
— Ну-ну, не кипятись. Нет, стол всё ж шатается…
Я никуда не спешил. И вообще не имел такого желания — уйти. Починил стол, устранил поломку крана на кухне, который нет-нет, да подкапывал. Приладил ручку к шкафчику, которая болталась как на соплях. Собственно, у Танюши было чем заняться. Квартира требовала мужской руки.
Обычно, глазастый и вполне себе обладающий звериным чутьём, я никак не ожидал, что на ровном месте меня ожидает открытие. Случайно я задел обувницу и одна створка приоткрылась, показывая мужские тапочки.
Чьи? Чего они в доме моей Татьяны делают?
Я боролся со вторым звериным Я и проигрывал. Нет-нет, рано показывать девочке волка. Она и при виде человека дрожит. Но волчара рвался в бой с неизвестным противником.
— Апельсинка?
— А? — Отозвалась девушка.
— Ты одна живёшь? — Дрожал я, едва ли не покрываясь шерстью. Мне требовалось успокоение. Понимание, что никакой половозрелый мужик тут не шастает и красотулю мою взглядом не облизывает.
— Что за странный вопрос? По какому праву вообще интересуетесь? — Шла ко мне хозяйка квартиры, вообще не задумываясь, что от её ответа многое зависит.
— Ответь, Таня. Не юли. — Приказал я, опираясь ладонью на стену.
— Ой. Вам нехорошо? Как же? Что же?
— Облепишка, к тебе приходит кто? — Продолжал я допрос, буравя стройняшку взглядом.
— У…у… у вас глаза странные-престранные! — Ахнула Рыжуля. — Я ж говорила, мастера сегодня были и ничего не починили.
— Тапки чьи?
— Парня.
— Р-р-р-р-р! — Бросился я к девушке и к стеночке её прижал.
Её сердце грохотало, а жилка на шее билась истерично. Воздух рвано вырывался из распахнутого ротика. Пухлые губки манили посасывать их, покусывать. И только страх в глазках тормозил меня. Я боролся с собой ради неё. Ради маленькой рыженькой красотули, которая словно ведьма околдовала, едва увидел.