— Ты неплохо справилась. — Расщедрившийся на похвалу Харакаш вызвал у меня новые танцы лицевого нерва, отчего правый глаз отчаянно задергался. Наставник, оценив нервный тик, хмыкнул.
Некоторое время мы сидели в тишине, потом я почувствовала, что меня немного отпустило от всего произошедшего, и покосилась на островитянина, что рассматривал пепел на земляном полу.
— Почему твоя кровь… — начала было я, но Харакаш выразительно скривился и возвел очи куда-то к потолку, перебивая меня.
— Больше мне интересно, почему ты кричала: уларь'маор вызывает исключительно приятные видения, ему нужны самые сильные положительные эмоции. Не хочешь рассказать мне, что случилось? — Почти бесцветные глаза мастера меча с интересом уставились на меня. Я натянула одеяло до самых ушей, чувствуя, что неизбежно краснею, и буркнула куда-то себе в коленки, что не хочу. — Хм… ну, хорошо. Жаль, что магистр не дал тебе никакой артефакт, чтобы ты могла чувствовать этих тварей. — Скрестив руки на груди, мой собеседник окинул взглядом шатер, остановившись на мече, что я прислонила к краю кровати рядом с собой, чуть воткнув кончиком в землю.
— Он хотел, но после того, как это, — я покрутила правой ладонью в воздухе, — стало реагировать на тварей из Грани, в нем отпал смысл.
Харакаш поджал губы, оглядел меня и кокон из одеяла, в который я завернулась, вопросительно поиграл бровями, но я молчала, как партизан на допросе, не собираясь признаваться в причинах, по которым игнорировала предупреждение «пламени» на руке.
— Ладно, — наконец сдался мастер меча, — видимо, что-то пошло не так. Постарайся поспать еще немного, принцесса. Завтрашний день будет таким же, как все предыдущие.
Угу, значит, никаких послаблений в связи с форс-мажорными ситуациями не предвидится. Очевидно, для тебя уважительной причиной пропустить тренировку является только смерть, и то я до конца в этом не уверена. Проводив взглядом выходящего из моего шатра Харакаша, я представила, как он стоит над моим бренным телом и требует, чтоб ее высочество прекратила симулировать и немедленно отправлялась на пробежку. А ведь с него станется, и я, правда, встану и пойду…
Уснув под утро, я часто просыпалась, нащупывая ладонью рукоять меча, — ее легкая прохлада, казалось, всего на десяток градусов ниже температуры моей руки, успокаивала. Мне было мучительно стыдно перед самой собой и перед Альвином, хоть он ничего даже не подозревал. Я прокручивала в голове все те немногие разговоры с ним, в том числе и об его отношениях с Деллой, и не могла понять, что же на меня нашло, если я решила, будто мой телохранитель, человек стойких моральных принципов, имеющий честь и гордость, пойдет ночью к дочери короля с амурными целями?