Улица… она была довольно оживленной, а еще стала намного шире,
по ней, цокая подковами, низкорослые лошадки катили за собой телеги
и подводы. Вместо утрамбованной до состояния камня земли дорога
стала вымощена брусчаткой. Высокие, с облупившейся краской заборы
исчезли, теперь небольшие, аккуратные домики взирали оконными
проемами на спешащих куда-то, странно одетых людей…
— Корнелия?! — старческий, немного шамкающий голос, раздавшийся
справа, будто оглушающий раскат грома, прервал мои лихорадочные
мысли.
— Эмилия, — представилась, с удивлением взглянув на невысокую
старушку в необычном наряде.
— Чего это я? Конечно, Корнелия, поди, такая же дряхлая старуха,
как и я, — сипло рассмеялась женщина, — ты, видно, внучка ее,
насовсем вернулась или так?
— Ага, — рассеянно кивнула, проводив изумленным взглядом
гарцующего на длинноногой лошадке мужчину в шляпе с пером и вверх
завитыми кончиками усов, как у Д’Артаньяна.
Сбежать от агрессивно любопытной старушки удалось не сразу.
Мадам Паула оказалась очень настойчивой и прилипчивой, словно
репей. Она в буквальном смысле вцепилась в меня своей сухонькой, но
удивительно крепкой рукой, и не отпускала, выспрашивая о моей
бабуле.
Односложно отвечая, всё ещё пребывая в прострации от всего
происходящего, я с большим трудом отвязалась от вредной особы и
рванула туда, где когда-то был наш дачный домик.
Во дворе за время моего отсутствия ничего не изменилось. Все так
же стоял баллон, возле него валялись лопаты, мотыги и грабли,
пакетики с семенами ветер уволок к заросшей сорняком клумбе. Из
пакетов с продуктами выкатились колбаса и буханка хлеба. А тыквы
своими оранжевыми боками напомнили мне, что когда-то это была моя
любимая машинка.
— И что теперь делать и как вернуться? — пробормотала я,
обессиленно опускаясь на самую большую тыкву, и с тоской
огляделась, — и что за чертовщина вообще произошла?
Мне, естественно, никто не ответил, лишь сорока, проскакав по
потемневшему от времени дощатому забору, будто насмехаясь, звонко
рассмеялась. А в двухэтажном доме, сложенном из серого камня и
частично увитом плющом, противно скрипнула свисающая с петель
ставня.
— Не смешно, — сердито буркнула на радостную нахалку, которая
продолжала, перепрыгивая через столбы, скакать по забору. Я
отложила в сторону секатор и, взяв с дорожки лопату, нерешительно
поднялась.