Когда я заикнулась, почему никто из присутствующих слуг не захотел усыновить мальчонка, Груда посмотрела на меня, как на полоумную.
— У нас и так у каждого голодных ртов полон дом, как нам ещё одного на себе тащить? Да и подневольные мы — крепостные. Сейчас он свободен. Если не подхватит какую-нибудь заразу и не убьётся от работы случайно, то вырастет и даже, возможно, сможет уйти. Мы и так его держим здесь, и работу даём. Неужто думаешь, что на улице ему лучше будет?
Я терялась и даже не знала, что можно ответить на такое утверждение. Действительно, сейчас у него хоть какое-то будущее есть. И даже я, как бы мне не было его жалко, ничего не могла ему дать — я сама в этом мире была на птичьих правах.
Всё изменилось, когда однажды утром я выносила ведро с мусором и собиралась начать замешивать тесто для хлеба из настоявшейся за ночь опары.
Ночью первый раз подморозило, и сейчас тоненькие корки на лужах, покрытые инеем, с хрустом ломались под моими ногами.
Тут, со стороны парадного входа, послышались громкие, надрывные детские крики.
Ведро с помоями упало на подмёрзшую землю.
— Прошка!
Я подхватила юбку и со всех ног бросилась в сторону криков.
События происходили даже не во дворе дома, а на улице, за воротами.
Хозяин дома, совершенно не стесняясь прохожих, таскал за волосы ревущего ребёнка под одобрительный и громогласный лай стаи бродячих собак.
— Будешь знать, шавка дворовая, как мою одежду портить! Чтобы больше я тебя не видел возле моего дома! — на его расшитой нелепыми цветами рубахе, видневшейся из-под меховой жилетки, расползалось небольшое пятно от вина. Разбитый глиняный кувшин из-под напитка валялся рядом на земле.
Мужчина размахнулся и послал тяжёлой оплеухой Прошку в ближайшие кусты.
— Вы что творите!
Я налетела на него, словно фурия, отталкивая своим телом от ребёнка, когда он уже поднял тяжёлый ботинок для удара.
— Ты ещё кто?! — возмутился барин, еле удержавшись на месте на одной ноге. — Пошла вон, девка! Не встревай, когда я со своей собственностью разбираюсь!
Я, не слушая его воплей, полезла в кусты за тихо поскуливающим мальчонкой. Слава Богу, жив!
— Эй, я с тобой разговариваю! — меня грубо схватили за руку и дёрнули вверх. Лицо опалило тошнотворным запахом перегара. — Совсем ополоумела, на меня руки поднимать?