Последнее я уже в спину слышу, пробегая мимо нашего привидения — программиста Димасика. Тот, в испуге уронив призрачные очки, с хлюпом всасывается в экран пыльного монитора своего компьютера и исчезает прямо на глазах. Что же, можно сказать, мне сегодня дали отгул. Следует потратить его с пользой и сходить в оккультную лавку. Есть у меня отличная идея, которая поможет, возможно, во всем разобраться.
Толкаю дверь нашего офиса, выходя на крыльцо нашего одноэтажного офисного здания и жмурясь от яркого света, вижу перед собой несколько человек в коричневых рясах.
Так…
— Кристина Станиславовна, здравствуйте. Церковная проверка, у нас к вам есть несколько вопросов. Пожалуйста, пройдемте с нами до обители Господа нашего для разговора с главным священником.
Ну блин. Кто-нибудь говорил им, какие они навязчивые?
Вот не везет нам, некромантам. Не с полицией проблемы, так с работой. Не с работой, так с жителями. Или церковниками. Последние, к слову, очень часто путают нас со всякими демонологами и требуют у государя вести строгий учет каждого нового некроманта. А вдруг еще армию зомби вздумаем поднять — это же грех. И сама работа у нас грешная.
— Так, череп человеческий… Пиши, Евклип: сатанинские символы на нем… — священник напряженно вглядывался в пустые глазницы моего Геннадия. Сунул было палец в рот, как тот щелкнул челюстями и едва не оттяпал фалангу, заставив божьего сына погрозить пальцем моему реквизиту.
— Чей это череп? — интересуется невозмутимо Олег Астафенко, поворачиваясь ко мне.
Сижу. Никого не трогаю. В квартире у меня бардак, в ванной кран до сих пор старым носком перемотан, потому что адски подтекает. На люстре с черепами чулки висят: как бросила в прошлые выходные после танцев с подружками в местном баре, так и висят. Черные свечи, книги по живой и мертвой плоти, учебник анатомии соседствует с любовными романами про отважных рыцарей. Один из монахов взял такую, открыл на середине и, густо покраснев, быстро спрятал в карман.
Я все видела, не отмажется. Нечего красть мою личную слезострадательную литературу для одинокой женщины под тридцать.
Все мое добро вместе с лопатой сейчас старательно описывали. Пока одни поражались соседству светлых обоев в сочетании с защитной пентаграммой на полу, другие искали мощи. Один из самых ретивых попытался попасть в мою спальню, но такое непотребство я строго пресекла, схватившись за лопату и замахнувшись на лысого обормота в коричневой рясе.