Я встаю и шагаю к окну, смотрю вниз с высоты четвертого этажа, и разочарование могильной плитой наваливается на грудь. Даже если выпрыгну из окна, нет гарантии, что распрощаюсь с этим миром навсегда.
Или… какая разница? После меня хоть потоп!
Я открываю створку, забираюсь на подоконник, сажусь, свешиваю ноги, смотрю на влажную после прошедшего дождя землю. Упаду прямо в клумбу. Это же прекрасно найти свой конец среди цветущих ландышей! На могилу ко мне, кроме отца, никто букет не принесет.
И тут меня словно молния простреливает. А что тогда будет с папкой?
Сейчас он, беспомощный, лежит в платной клинике и ждет свою дочь.
А она…
«Эгоистка! Бессовестная твоя морда! — ругаю себя последними словами. — Как ты можешь думать о смерти! Как?»
Я заползаю обратно в палату и закрываю окно.
У меня не самое плохое положение. Я лежу в клинике, в отдельной палате и нянчу свою обиду, а родной отец, наполовину парализованный после инсульта, не знает, куда я пропала.
И предатель Кирилл будет наслаждаться жизнью? Не бывать этому! Ни за что!
С этого момента думаю только о мести. Я должна вернуть себе все, что потеряла. Должна!
Через неделю я впервые выхожу из палаты. Мне нужен телефон. Срочно! Папка не знает, куда я пропала, наверняка волнуется.
Пациенты, прогуливавшиеся по коридору, с удивлением смотрят на меня. Переглядываются и медсестры. Еще бы! Я откликаюсь на совершенно незнакомое имя и даже не знаю, кто мне его присвоил.
— Итак, Настя, дела у нас идут неплохо, — весело говорит на перевязке Виктор Михайлович. — Посмотри на себя.
Я осторожно заглядываю в зеркало. Теперь бинты сняты, и сбоку виднеется проплешина выбритых волос. А в ее центре — большой красный шрам с торчащими черными нитями.
— Что это? — в ужасе шепчу я.
— Твоя рана. Целых десять швов пришлось наложить. А насчет волос не переживай: отрастут быстро, даже не заметишь.
— Но это… это…
Я не могу больше сдерживать слезы. Они текут по щекам, рвутся криком из горла. Доктор зовет медсестру, та делает укол, и я опять проваливаюсь в долгий сон.
На другой день я останавливаюсь у постовой медсестры.
— Простите…
— Да, вы что-то хотите спросить? — улыбается та.
— Можно мне воспользоваться…
И замолкаю. Что же я делаю? Если я потеряла память, значит и позвонить никому не могу.
— Чем?
— Тонометром. Кажется, у меня поднялось давление.