— Можно и так сказать, — нехотя ответил он. — Но тут дело такое.
Не ты мне поможешь, так другого найду. Думай, смекай. Мне — польза
от тебя, тебе — от этого дела. Хотел Орла унизить — вот он твой
шанс. Не просто унизить. Предателем заклеймить. Уверен, будет
возможность и силой на нём отыграться. Наверняка сопротивляться
начнёт.
— Магия против сокланов — табу, — пробурчал Вениамин. —
Накажут.
— Ты умный, придумай что-нибудь. В конце концов, не только магия
для устранения людей служит.
— Устранения? — удивился Вениамин. — Мне что, убить его?! — этот
поворот княжичу совсем не понравился. Собеседнику, похоже,
тоже.
— Тише ты! — зашипел человек. — Зачем убивать сразу? Покалечить
можно, — человек мечтательно закатил глаза и улыбнулся самым
уголком губ. Княжича немного передернуло.
— Думай, князь. Все карты в твоих руках. Когда кутерьма
начнётся, выяснится, что Орёл чужаков в клан привёл. Обвиняй его в
предательстве. А с предателями разговор короткий.
— Что ж, — княжич представил униженного, на коленях, Орла, и
сделалось ему хорошо. — Тут и магией шарахнуть можно, предателей
никто не любит. Даже если позже ответить придётся, метку не
поставят.
— Скорее всего, взысканием отделаешься, — поддержал
размечтавшегося княжича человек. — Ну так как, по рукам?
— По рукам! — ответил Вениамин и протянул над столиком потную и
липкую ладонь.
Человек почти незаметно скривился, но на рукопожатие ответил.
Затем быстро отдёрнул сухую крепкую руку и отёр её о штанину.
Княжич вернулся к безешке. «Ну, держись, Орлик, — подумывал он,
— недолго тебе гоголем ходить по клану».
После секса я бодр, весел и энергия из меня прёт, как из сотни
гусар.
Сажусь за руль, поправив дурацкий плащ. Лишь бы под педаль не
попал. Маску пока не надеваю. Кинул на панель приборов.
На пассажирское сиденье Маруся усаживается. Плащик на ней
подминается, и я вновь вижу красное кружевное бельё. У меня аж
сердце частить начинает. Да что ж это такое? Только всё было и вот
опять. Чувствую себя кобелем похотливым, но глаз с Маруьскиных
интимных мест не свожу. А она видит, что слюнками исхожу, но плащик
не поправляет, улыбается.
— На дорогу смотри, — говорит, а сама, вижу, тоже сглатывает
часто.
Ох, и попал я с ней. Или она со мной, тут даже не знаю. Прёт
меня от неё знатно.
Я руку протягиваю, и алый треугольничек кружева в кулаке сжимаю.
Того и гляди ткань не выдержит, порвётся.