Выходит Натаха. Обнимаю ее, забираю сумку. Спускаемся на
парковку, садимся в машину.
— Представляю, как Юлька сейчас квартиру отдраивает, — улыбается
Натаха. — Я только войду, а она такая: «Да что ты, мама, не было
никаких тусовок, даже не думала ни о чем таком». Помнишь, как мы
отжигали, когда родители в Сочи сваливали?
— Натах, а такая медсестра — невысокая, русая, глаза карие —
Оля… она же в твоем отделении работает?
— Олька-то? Ну да, а что?
— Вы, может, общались… Не знаешь случайно, она замужем? Или
парень есть у нее?
— Оля вдова. Муж ее был психиатром, в Красном Ключе работал.
Страшная страница в истории области — Красный Ключ. Полиция
тогда прибыла поздно. Всюду полыхало, телефоны раскалились от
вызовов. Никто не был к такому готов. В Красном Ключе ребята
оказались через двадцать часов после Одарения. А там же не обычная
психушка, а стационар закрытого типа — для приговоренных
преступников. Нормальные люди с их мирными Дарами ничего не могли
противопоставить сорвавшимся с цепи психопатам. Добраться до города
им не позволили, а вот из персонала мало кому удалось спастись.
— Оля теперь одна сына растит, — добавляет Натаха. — Восемь или
девять лет, не помню.
Что же, это не проблема… Другое дело, захочет ли Оля бегать по
свиданиям через полгода после гибели мужа? Ладно, мое дело —
предложить. Вообще такую женщину, если характер окажется под стать
внешности, не грех и подождать. Только где бы с ней пересечься?
— Оля на днях ко мне домой придет, — Натаха прячет улыбку. —
Договорились, что она дубленку примерит — ту, которую мама из
Турции привезла, а мне не подошла. Могу тебе написать, зайдешь как
бы случайно… Слушай, а мы же рядом со Стеной едем. Сможешь
припарковаться?
Запарковаться в центре трудно, но нам везет — как раз машина
отъезжает и освобождает место. До Стены отсюда квартал, не
больше.
Просто Стеной, без всяких пояснений, в городе называют стихийный
мемориал, возникший чуть ли не на другой день после Одарения.
Почему именно этот внутренний двор был выбран, чтобы вешать
фотографии погибших и пропавших без вести, теперь уже никто не
знает. Однако странно, что сегодня тут никого нет… помнится, прежде
к собственно Стене было даже не подойти из-за скопления скорбящих и
любопытствующих. Впрочем, и сам я тут не был сколько уже… месяца
три-четыре.