Хорошо, что мама уже закончила прием и смогла сразу приехать.
Они обшарили весь дом, осмотрели все шкафы в комнатах и на кухне, отодвинули даже диван в гостиной, опять посмотрели под всеми кроватями. Вовочки, то есть меня, не было. «Может, он выпал из окна?» – предположила бабушка, но все окна были закрыты на верхние шпингалеты.
Бабушка плакала, а мама еле сдерживала слезы.
«Надо звонить в милицию», – наконец сказала бабушка.
«Нет, давай все же раньше позвоним папе», – сказала мама.
Папа в нашей семье пользовался непререкаемым авторитетом, ни одно решение, даже маленькое, не принималось без его согласия. Папа приехал домой на такси. Опять, уже по третьему разу, были осмотрены все шкафы, кровати, даже кухонная плита – меня не было. Вдруг папа направился к окну, он предположил, что я каким-то образом сумел открыть верхний шпингалет, отворить окно и сейчас стою на карнизе за окном. Замечание бабушки, что все шпингалеты, и верхние, и нижние, закрыты на всех окнах, папу не остановило. Убедившись, что и за окном сына нет, папа сел на стул и сказал:
«Ничего не остается делать, надо звонить в милицию. Пусть приедут с собакой-ищейкой. Она по запаху найдет нашего Вову». Он встал со стула и направился к телефону, который висел на кухне.
«Не надо собаку, – раздалось из нижнего шкафа буфета, где хранились продукты. – Я здесь, не надо собаку!»
Мама открыла дверцу буфета и увидела меня. Все были поражены: раз десять и мама, и папа, и бабушка заглядывали в буфет и меня там не находили.
Я, предвидя, что родители и бабушка будут заглядывать в буфет, поставил перед собой пачку сахара, кулек муки, макароны, сухофрукты, консервы, несколько банок с вареньем, и, поскольку в буфете было темно, родители не могли меня заметить за этой баррикадой.
Все облегченно вздохнули, и даже папа, самый строгий человек в семье, не стал меня ругать.
Лейбл-Володя замолчал, а я подумал: «Это же какой характер надо иметь, чтобы в четыре года просидеть в темном буфете почти два часа, слышать плач бабушки и мамы – и не выйти. Таких, как он, только собакой-ищейкой и можно пронять».
Лейбл-Володя будто прочитал мои мысли:
– Вот каким жестокосердечным ребенком я был. Да и когда вырос, мало изменился. Видел в людях только недостатки и всегда им о них сообщал. Короче, был ужасным человеком. Первая жена от меня ушла – не выдержала бесконечных критических замечаний. Вторая тоже ушла, по той же причине. Я не понимал, почему меня никто не любит, почему мои коллеги терпеть меня не могут, а друзья через полгода перестают со мной разговаривать, ведь я же хочу им только добра, чтобы они стали лучше.