— Знаешь, писательство часто действует как терапия, оно поможет тебе разгрузить завал в мыслях, так что мне нравится твоя идея. И как успехи?
— Пока не очень, но это меня занимает после лекций. Сплю прекрасно. Думаю, мне уже лучше.
Вру, не знаю, почему. Врала ли я так много раньше?
Просто не хочу, чтобы Кэрол снова отправила меня на обследование к врачу, который бы снова ковырялся в моих мозгах в попытке выяснить масштаб последствий аварии.
Если честно, сон у меня фиговый, зато времени вагон, и я пишу ночами. Пишу так, что аж клавиатура горит, но это слишком личное, пока что слишком мое.
— Я рада, что ты находишь утешение, но Николь, не думала ли ты все же больше выходить в свет?
— Что ты имеешь в виду?
— Что-то кроме учебы и работы. Пойти в кино, в кафе, в парк, в конце-концов на свидание. Уверена, в твоем университете есть, кого пригласить.
Внутренне напрягаюсь. Разговор зашел не туда, но я не хочу грубить Кэрол. Как-никак, она весь год выслушивает мое нытье. После аварии мне нужна поддержка, и она идеально для этого подходит, хотя по факту, совершенно чужой для меня человек.
— Я подумаю над этим.
— Ты говорила тоже самое прошлую неделю. Чаще выходи на воздух, Николь. Ты молодая девушка и сейчас не время утопать в меланхолии. Заведи цветок, рыбок, хотя бы что-то. Это тебя стимулирует.
Киваю, но внутри пустота. Она преследует меня с момента, когда я пришла в себя в реанимации.
— Кэрол, если честно, я чувствую себя мертвой. Это нормально?
— В девятнадцать рано об этом думать. Принимай таблетки. До встречи на следующей неделе.
Кэрол деловито захлопывает свои заметки, а я встаю с дивана.
Смотрю в свой блокнот. За время нашего разговора я нарисовала ландыши.
Вхожу домой. У меня неплохая двушка в центре, правда, я изучала этот город как новый. Вообще не ориентировалась поначалу, не знала даже, где продуктовый, аптека, где останавливаются автобусы. Стыдно сказать, я даже язык плохо понимала, но потом вроде вспомнила.
Врач сказал это нормально. Я сильно ударилась головой и часть памяти просто стерлась, но это временно. Вроде бы, по крайней мере, меня так успокоили в госпитале святой Марии.
Я там очнулась и не помнила себя. Ни увлечений, ни семьи, страшно сказать — даже своего имени не знала.
Кстати о семье, у меня были родители, но они погибли. Это было давно, наверное потому я совсем по ним не тоскую и их имена мне вообще ни о чем не говорят.