Одну ванную
уже выложили синей плиткой по кругу. Только потолок белый. Чудно,
конечно, смотрится... Но посмотрим, как с белой ванной будет
смотреться и раковиной. Сразу обсудили, что раздвижной экран под
ванну, тоже, естественно, должен быть белый.
Приехал
домой уставший, но довольный. Вручил Галие пачку вафельных
полотенец, она так обрадовалась, как будто я золотое руно добыл.
Сразу записал расходы на отдельном листочке и положил в конверт к
подотчётным деньгам.
***
Москва.
Квартира Быстровых.
– Как же
так? – повторяла дрожащим голосом Нина Георгиевна. – Как же
так?
– Вот, так,
– с горечью ответил ей муж. – Меньше надо было орать, что тебе надо
было за другого выходить, со связями и должностью.
– Ну, я же
не всерьёз!
– А что,
разве можно говорить при детях что-то вот такое не всерьёз? Да я
сам был уверен, что ты это всерьез! Что же ребенку было думать?
Тогда, хотя бы, пояснять надо было: «шутка».
– Теперь ты
меня во всём виноватой сделаешь? – вскричала Нина Георгиевна,
подскочив и уперев руки в бока.
– Поздно
метаться! Сядь на место! – непривычно строго сказал ей муж, и она
от удивления подчинилась. – С дочерью что будем делать?
– Я с ней
разговаривала перед твоим приходом! – заявила она.
– И до чего
добрались? Извинилась хоть, дочурка, что нам жизнь поломала? –
язвительно спросил муж. – Ну, пошли, вдвоем спросим, как она до
такого докатилась?
Они прошли
в комнату дочери, но её там не оказалось.
– Регина! –
тут же закричала Нина Георгиевна, а муж проверил все остальные
помещения в квартире.
– Нет ее
нигде, – сказал он, – вот и поговорили…
***
Святославль. Дом Алироевых.
Решив, что
возврат шубы – это хороший знак,
Аполлинария принялась готовить ужин. Но когда у ворот остановилась
милицейская машина, у неё сердце в пятки ушло. Что теперь? Она как
во сне наблюдала, как открылась задняя дверь машины, вылез Ахмад и
вошёл во двор. Машина уехала. А Аполлинария обессилено опустилась
на табурет.
Когда Ахмад
вошёл в дом, у неё не было сил даже плакать. Она повисла у него на
шее, беззвучно трясясь.
– Ну, не
плачь, – гладил её муж по волосам, по плечам, – всё
закончилось.
Немного
придя в себя, Аполлинария вспомнила про ужин, а Ахмад отправился в
ванную.
Чуть
позднее, сидя за столом и выпив с женой по пятьдесят капель за
освобождение, Ахмад сказал: