За спиной, слышу, тотчас щелкнул дверной замок, и мы в полутемной комнате остались с ней одни. Ловушка!
– Что же ты, Борис, меня мучаешь? – затряслась она вся. – Что ты меня – то обманываешь, не даешь спокойно умереть? Зачем ты это, а?..
– Я… я Вас не… понимаю, – пролепетал я, ерзая на стуле.
– Ты почему ящик не взял? Да как ты… смел такое? Ведь ето мое последнее у могилы желанье, на чем душа моя держится – то. Ты, милый, все тут решишь ведь… Али зла хочешь себе и нам какого? Ежели я, паря, разгневлюсь…
– Нет, нет… – вскочил я с места, – ничего ведь такого нет…
– Я ведь тебе – то добра желаю. Я тебе, Борис, все отдаю, а не етим… выродкам, – показала она скрюченным пальцем на дверь. – Ежели хочешь все узнать, то етот хахаль Ольгин ночью задушить меня подушкой хотел, убить меня насильственно задумал… – Она повысила голос, чтоб слышно было у них, за дверью. – А ведь у меня душа, ведь я тоже человек! Какая б ни была!.. А убить – то меня хорошо должен ты токмо… Ты, Борис! С душою чистою своей, с твоим добрым сердцем… Головой – то своей понимаш?
– Как?.. Убить что ли?.. Я?!
– А как же! Ты и есть!.. Кто же еще?
У меня сильно запищало в ушах, закружилась голова… Водка что ли вдарила по мозгам? Я покачнулся.
– Вот ежели возьмешь… – продолжала увещевать старуха, тараща на меня водянистые глаза. – Как токмо ящик унесешь, так я сразу и успокоюсь, и подможешь ты мне, как я мужьям – то своим тогды помогла. Я ведь знаю, милок, что ты никому другому в городе не рассказал про наш разговор тогдашный. Да-а. А ящик – твой! Твой токмо! В етом ящике – то душа вся моя, вся жисть моя ляжит… Ты понял?
Понимать – то я, вроде, понимал, но от мандража и выпитого у меня, чувствую, мозги сильно затуманились – «пошли набекрень». В глазах поплыли круги и тени, лампа запрыгала светлыми пятнами… Ядрена – мать!
Старуха приблизилась вплотную, дыхнула на меня гнилостью, прошептала:
– Золото – то возьми… Возьми-и, милок, золото!
Она дрожащими руками протянула мне этот злополучный ящик, с угрозой в голосе выдохнула:
– А ежели не возьмешь, худо большое будет тебе… Худо!
Мне вдруг стало нестерпимо душно тут, и я, плохо соображая, машинально схватил этот ящик и тотчас кинулся к двери, стал отчаянно барабанить… Откройте!
За собой я услышал ее хриплый старческий голос:
– Ты убить, убить меня должен, убить!..