Исправление проходили не все, но Роман справился. В конце июня произошел отбор, после которого отмечалось их выздоровление. Словно разом забыв о том, как их били охрана изменила отношение. Теперь они снова относились к ним как своим хозяевам. Стол ломился от явшеств, тех, что для Ромки когда то были привычными, а теперь поражали воображение запахами и вкусами. Он долго рассматривал бокал с элитным французским Шато Лафит, вдыхал аромат забродивших фруктов и думал что это просто очередная проверка. Так думали все. Но даже тех, кто все-таки не отказался от элитного вина больше никто не тронул. А во время речи пожилого доктора им были возвращены их личные вещи, даже его крестик, обменянный на бутылку водки, который он думал больше не увидит. Им даже дали позвонить родителям. У Ромки не возникло и мысли высказать отцу накопившиеся обиды. После долго взаимного молчания он смог сказать ему лишь одно: «Спасибо». На этом курс не был окончен. Впереди ждало последнее испытание – поход в горы.
Вера Петровна сидела на пустой кухне, обхватив ладонями кружку с остывшим и так и не тронутым чаем и невидящим взглядом смотрела в окно. Ее мало интересовало, что там происходит. Вероничка давно уснула, хорошо, что лекарства еще действуют… Она поняла все с полуслова. Вера лишь попыталась объяснить, спутано подбирая слова, желая объяснить почему больше не будет лечения, как вдруг Ника подняла глаза и спокойно спросила: «Все?» И все так же, немея от ужаса, не веря, Вера кивнула.
Впервые за все время болезни в их квартире было так тихо. И у Веры, и у Вероники мысли роились безумным вихрем, погружая их в небытие. Видя как под вечер Вероничка побледнела, Вера на автомате дала обезболивающее и Ника уснула. А она не смогла. Часть Веры все же смирилась и требовала просто жить и готовиться, вернуть деньги, их ведь наверно потребуют вернуть и копить на похороны. Другая половина билась в истерике, внушая ужасность самой мысли. Уже под утро она приняла для себя непростое решение.
Вера долго сидела в комнате Вероники, смотря то на дочь, то на огромный плакат над кроватью, наверное, единственное оставшееся от их счастливой и безмятежной жизни. Первое и последнее увлечение Вероники – горы. А точнее Гора идолов. Вероника называла их именно так. Четыре грандиозных каменных изваяния на вершине. Вероника бредила почему то именно этим местом, Мансийскими болванами. Вера никак не могла принять, что у ее ребенка нет будущего, что все ее мечты так и останутся мечтами. Что она не успеет увидеть мир, не успеет выйти замуж, родить ребенка… И страшно было представить что творилось в голове у Ники, что она с таким спокойствием приняла приговор врачей. Вера до сих пор слышала слова врача: «Максимум три месяца… В хосписе смогут помочь облегчить боль»… Вера слышала их даже до боли зажав уши ладонями. Уже под утро у Ники случился очередной приступ. Сначала Ника лишь медленно поджала под себя ножки и обхватила себя руками, словно замерла, а вслед за этим начались судороги. Вероника резко выгнулась дугой и захрипела. Вере с трудом удалось сделать укол, но Ника еще долго всхлипывала от боли и, прижимаясь к Вере, просила никуда ее не отдавать и не бросать.