В жизни моей не случился дом,
Крыша кирпичная, белые ставни.
А впрочем, я плачу совсем не о том,
А может быть, именно плачу о том,
О детстве моем стародавнем.
В жизни моей не случился дом,
В детстве и юности не было дома.
И даже в зрелые годы, потом,
Ни яхты не было, ни парома.
Ни братьев не было, ни сестёр,
И даже двоюродных не было тоже.
Ни шумных застолий семейных, ни ссор.
А впрочем, всё это, наверное, вздор,
Который режет ножом по коже.
В жизни моей не случился дом,
Только квартиры, и много соседей.
Пили коньяк и кубинский ром,
И песни пели про глупого Фредди.
В маленькой тесной квартирке моей
Вечно толпились чужие люди.
Тосты, заветное слово «налей»,
Полчища самых безумных идей.
Гонимых жалели, ругали судей.
В жизни моей не случился дом.
И все же грущу я о нем, не бывшем.
Начальство его не послало на слом,
И на войне он не стал пепелищем.
Так что же плачу который год,
О доме, который не существует?
И вместе со мною грустит небосвод,
И музыкант из минорных нот
Чудную музыку нарисует.
Как-то, гуляя по парижскому кладбищу, я позавидовала людям у которых 200 лет родные находят свой покой в семейном склепе. У моих родных могилы разбросаны по разным странам, а по большому счёту – и нету у них никаких могил. Попытку найти могилу моей бабушки Белы и её дочерей я предприняла в 70-е годы. Мы поехали в Чаусы, маленький городок под Могилевом. Белоруссия…
Шёл мелкий дождь, я слонялась по местному кладбищу, пытаясь найти хоть какой-то след погребения близких, но мои попытки были безуспешны. Навстречу шла старая, грузная женщина, она тяжело дышала и опиралась на палку. Я подошла к ней и спросила, не жила ли она здесь во время войны. Как оказалась жила, более того, её дочь училась в одном классе с моим дядей Самуилом, который погиб под Сталинградом. Она видела как увозили евреев, в том числе мою бабушку и её дочерей, на смерть…
Памятник убиенным евреям был поставлен вне кладбища. Она показала где. Тропинка к памятнику заросла и надо было продираться по мокрой траве, которая была выше колена. Я поняла, что к памятнику давно никто не подходил. Да и кому же подходить к этой символической могиле 1200 евреев. Евреи давно покинули эти места, и не было принято в те годы вспоминать о своих корнях, да и зачем?