Танец Смерти. Воля свыше. Часть третья - страница 13

Шрифт
Интервал


Лита нашла в груде оружия короткий, толстый кинжал и, действуя им как рычагом, открыла крышку настолько, чтобы в щель можно было просунуть пальцы обеих рук. Вцепившись одной рукой в крышку, а второй в корпус, она потянула изо всех сил, даже закрыв от натуги глаза. Петли поддались с трудом, крышка открывалась медленно, миллиметр за миллиметром. Но в какое-то мгновение она открылась так резко, что сундучок вырвался из рук и с тяжёлым лязгом упал на пол вверх тормашками. Из-под него выкатился медальон и остановился прямо у ног Литы. «В последний раз ты был похож на золотой», – прошептала она и подняла его.

Тонкий диск был мертвенно-серым, словно сделанным из неотшлифованной платины. Поистёртые символы всё ещё были видны на нём, но она знала, что это лишь декорация. Сама суть находится в нём самом, да в его создателе. «А где была бы я, если б не ты? Наверно, топор палача давно срубил мне голову».

Лита печально вздохнула и, небрежно бросив медальон на стеллаж, направилась к выходу. Уже закрывая дверь, она посмотрела на валяющуюся на полу летопись монахов.

– Иван!

– Я здесь, – донеслось с первого этажа.

– Я уронила тут кое-что тяжёлое, поднимешь?

– Хорошо, потом. Давай, спускайся, перекусим салатиком.

Вечером все вновь собрались за ужином. Стрижевский, как обычно, баловал ребёнка, кормя с ложечки шоколадным пудингом. Девочка, всякий раз, когда ложка с лакомством оказывалась перед её носом, широко открывала рот и довольно зажмуривалась.

– Но она же сама может кушать, – слабо протестовала мать.

– Может. И совсем скоро скажет, мол я большая, дед, и не надо меня кормить с ложечки. Так что пока она так ест – буду кормить, – возразил Иван Сергеевич.

Отправив ребёнку в рот последний кусок пудинга, он протянул ей стакан с соком и, не спеша, принялся за ужин сам.

– Чарред ещё не был в сокровищнице? – поинтересовался Николай. – По-моему, он единственный, кто совершенно проигнорировал её. Лита была, Таня и Саша тоже. И все, как один, только об алмазах потом и говорили.

– Эх, молодежь, – проворчал Стрижевский. – Лежащие там летописи – вот истинная ценность.

– Только кого они здесь заинтересуют? – хмыкнул Александр. – Неизвестный науке язык, неизвестные страны и места. Да и любой анализ даст им не больше двухсот лет. Только та, что я в пещере нашёл с медальоном, чего-то стоит, и то, если переплавить.