– Хватит вам, ешьте, – проворчала Бэудиша.
В этот раз ан-Химеш почти не почувствовал боли и с аппетитом съел свой кусок рыбы, заботливо очищенный от костей, и запил бульоном. Затем сделал несколько глотков терпкого, несладкого вина. Хмельная жидкость растеклась по телу тёплой, расслабляющей волной. Он с любовью посмотрел на внука и внучку, потянулся к ним, ласково взял за руки.
– Завтра вы должны вместе предстать перед народом Азулахара. Именно вы, брат и сестра, будете вести нас в этой войне.
– Дед, нам лет-то, – Нишерле усмехнулся. – Найдутся люди постарше и посмышлёнее.
– Завтра узнаешь, что я прав. Они будут приветствовать тебя, как своего кэнуга.
День тянулся бесконечно долго. Дед всё пропадал в подвале, изучая найденные рукописи, Бэудиша возилась со своим огородом. Нишерле слонялся по дому, бесцельно пиная перед собой деревянный мяч для метания. Надо бы, конечно, пойти на рыбалку, но впервые за всё время ему этого не хотелось. Из головы не уходила предстоящая встреча с земляками, где он будет не просто стоять в толпе. Именно он поднимется на камни – немые свидетели падения могучего кишая – и скажет то, что докажет его право вести за собой людей. Но он ещё так молод. Разве будут взрослые слушать его, беспечного мальчишку.
Нишерле попытался придумать пару фраз, но в голову лезла лишь какая-то ерунда. Довольно. Он не выдержал, подхватил снасти и бросился бегом к озеру.
Солнце повисло надо рваной линией горизонта спелым красным яблоком. Длинные тени бежали по занесённой песком площади смешными тёмными полосками. Дневная жара спала, духота уступила место вечерней прохладе. Нишерле и Бэудиша пришли на площадь первыми и, в ожидании других, присели на камень. В какой-то миг показалось, что никто не придёт – кому интересно слушать несущих вздор подростков. Но едва солнечный диск коснулся далёких скал, на ведущих к площади улицах показались люди. Не пара, не десяток – много, очень много.
Площадь постепенно заполнялась. Сначала люди стояли лишь вокруг развалин, но с каждой минутой их становилось всё больше и больше. Наконец, почти всё огромное пространство было заполнено. Нишерле растерянно посмотрел на стоявших перед ним женщин, стариков, мужчин, детей, побледнел от волнения, ни сколько не представляя, что же он может сказать им.