Как смеялась она, когда впервые увидела его – мелкий бог, пальцем заденешь, упадёт. Куда лезет? С его ли статями заглядываться на неё, это всё равно, что хорёк захочет медведицу!
Но не ведала тогда заносчивая великанша-ведунья, на что способен асгардский выкормыш, если чего-то захотел. Локи всегда был упрям и упорен. А магия – магия у него в крови… но откуда бы знать Ангрбоде, что и Фригга, жена Одина, сведущая в волшебстве, не может нарадоваться успехам и трудолюбию приёмного сына в дисциплинах иллюзий, перевоплощений и некромантии?
С некромантией Локи завязал после рождения Хель. Никто не мог предполагать, что дочь уродится такой. Одна половина её была целиком из магической некроплоти – живой труп с одной стороны, красивый здоровый ребёнок с другой.
Эх, а ведь как это было неожиданно, когда мелкий бог, ухмыльнувшись, крутанулся, подпрыгнул и… вырос выше самой великанши! Одежда на нём разорвалась, он сиял и искрился, его тело отливало красным и синим, мерцало, мускулы змеями играли под кожей, он смеялся, а его достоинства… Ангрбода сглотнула и сощурилась, непроизвольно сжимаясь. В общем, затея, как и все затеи этого сумасброда, была отменна! Но последствия, тоже как всегда, были не ахти.
Увы, ни одна прекрасная идея Локи не была им продумана до конца. Ну хотя бы до середины. Где он, и где продуманность? В какой-то момент всё шло наперекосяк, и Локи, совсем не злой от природы, совестился, бросался исправлять. Часто это получалось. Иногда даже с неожиданными бонусами для пострадавших.
Но сам он был неисправим, оставаясь всё таким же – хаотичным вихрем отличных идей с совершенно непредсказуемыми последствиями. Ангрбода впустила этот вихрь в своё сердце и в своё тело. И ни секунды не жалела об этом. Любовь к Локи затмевала собой всё. Даже то, что её собственный народ отвернулся от неё, окрестив матерью чудовищ.
Тор, сын Одина, повелитель бури, владелец грозного молота Мьёльнира, которого опасались все враги Асгарда, хоть и был ещё совсем юн, но мало чего боялся и много чего умел.
Массой достоинств он обладал.
Не умел, пожалуй, только одного, и только одного боялся – вынужденного бездействия.
И когда! Как раз когда всё в нём кричало – давай, беги, круши, спасай! Ладно, кого спасать – понятно. А кого крушить-то, бежать-то куда?