Вот и источник – другой, Мужской, величественный и красивый, вполне соответствующий своему названию. Здесь хочется посидеть и в тишине помолиться, поразмыслить о красоте окружающей природы (что, возможно, одно и то же, особенно здесь).
Вдруг, кто-то догнал её и окликнул по имени. Катя обернулась – ну конечно, всё тот-же, в сером, кажущийся выросшим из этих камней. Так просто и чуть застенчиво улыбается:
– Я передумал. Пошли вместе.
Это он о том, что пять минут тому назад, провожая Катю до источника, не мог разорваться между желанием пройтись по Мангупу и долгом дежурного по лагерю. Решил тогда, всё-таки, дежурить: нехорошо оставлять двух девочек одних готовить на всю ораву. Теперь вот, передумал. Катя была рада.
В дороге, конечно же, тоже о многом говорили, и ни с кем ещё Кате не удавалось пообщаться так искренне и непринуждённо. В какой-то момент Катя поняла, что догонять группу, пожалуй, и не надо: это ведь только она догадалась, что он и есть на самом деле Мангупский Мальчик, а для остальных он просто один из участников экспедиции. Так пусть так и будет. С участником экспедиции она ещё успеет пообщаться, когда все вернутся в лагерь и сказка отойдёт на задний план перед повседневностью, а вот настоящий Мангупский Мальчик – её находка, и пусть он даже скинет Катю вниз с обрыва, до этого она будет единственной, кто сумел с ним по душам поговорить.
Дорога, местами, приветливо улыбаясь жёлтыми стрелками, какого-то незнакомого цветка, вывела их к обломанной цитадели, приобретшей в лучах клонящегося к закату солнца совершенно непередаваемый на словах оттенок. Мангупский Мальчик легко взлетел на, понемногу осыпающуюся, стену (ещё бы, это ведь его родные места, хоть он и тщательно это скрывает), подал руку неуклюжей замешкавшейся Кате, и вот уже они вдвоём стоят на нагретых солнцем камнях цитадели и смотрят в красивейшие безмятежные дали, и здесь уже не надо говорить, потому что когда вместе молчишь, то лучше понятно.
А если забраться ещё чуть-чуть повыше, оттуда чуть ли не с единственной точки на Мангупе будет видно море. Картина в это время суток поистине потрясающая: низина далеко-далеко залита розовато-персиково-сиреневым цветом садящегося солнца, и в его лучах чётче кажется интенсивно бирюзовый оттенок, которым окрашено всё вдалеке. И примерно посередине полыхающей в последних лучах чертой проходит водораздел в самом что ни на есть прямом смысле этого слова: всё бирюзовое, что выше этой черты – небо, а всё, что ниже – море, неуловимо другого оттенка, солёное и живое. А чуть правее, но тоже где-то там, внизу, вдалеке уже начинает зажигать огни Севастополь, и там Херсонес и их друзья, но отсюда почти не видно.