Жертвенный баран, с вечера подкормленный отрубями замешанными на отваре одалень-травы, был полусонным и без понуканий плёлся на привязи. Нож наточен. Мысли собраны. Ночь. Охранники пропустили его в ворота. И вот волхв идёт с бараном на привязи по тропинке лесной в сторону капища.
В полутьме на поляне среди богов он почувствовал что-то странное, никак не относящееся к деревянным идолам. Важин остановился, придержал барана, внимательно огляделся и прислушался. Ничего не увидел и не услышал необычного. Ночь как ночь – звезды перемигиваются, шорохи в траве, звон цикад. Он хотел было идти к жертвенному алтарю и вдруг снова услышал шелест травы под чьей-то ногой.
К сердцу сразу подступила тревога. Накаркал, пёс, – неприязненно подумал Важин о воеводе.
На капище кто-то был – волхв явно слышал шелест травы от шагов. Будто ватага врагов крадется из тьмы.
Отпустив повод жертвенного барана, Важин взял в обе руки посох, чтобы встретиться с врагом лицом к лицу, и замер, моля Перуна прогнать тучку, застившую диск луны. Бог богов услышал его. Яркий свет ночного светила брызнул с небес и осветил всю поляну с идолами от края до края.
Их было трое – три тёмных тени в ночи, и окружили они волхва с трех сторон.
Гортанный голос с акцентом пронзил тишину ночи:
– Бросай палка, балшой урус, падай и не двигай ничем, лежи.
Важин в изумлении наблюдал за татями ночи. Да, ему не очень-то везло в последние дни – то боги молитвы не слышат, то он их – а предчувствия томят, а тучи сгущаются над Ужгорской крепостью. И вот теперь эти – что им здесь надо?
Волхв заметил лук в руках говорившего – сверкнул в лунном свете наконечник стрелы. Судя по размеру, лук кочевника – такой удобно возить за седлом. Но это же невозможно! Печенеги на капище! – в трехстах шагах от Ужгорской крепости. Может, тут их целое войско?
Времени на раздумья не оставалось – вот-вот запоёт стрела.
Важин бросил посох перед собой и лег так, чтобы было удобно и орудие свое схватить и быстро вскочить. Оставалось ждать продолжения.
К нему подскочили, надавили коленями – стали путами руки вязать и стреножить.
Вот тут вы, вражины, дали маху! Эх, ма! Раззудись рука!
Важин вырвал из цепких клещей и руки, и ноги свои – одного за горло схватил могутной дланью, другого в косицу хватил носком сапога. Один мешком повалился в траву без крика и стона, другой захрипел и задергался в его руке. Волхв поднялся с ним во весь свой огромный рост, поднял и татя, уже обмякшего. И тут увидел свою ошибку – третий разбойник стоял на своем месте и целил в него стрелой.