Но сегодня было особенное воскресенье. Последнее.
Оле даже не верилось, что в предстоящую субботу они возвращаются в Россию, домой. И она сможет увидеть родных людей, обнять отца и брата, вздохнуть ни с чем не сравнимый воздух Родины!
С момента её, так называемой, ссылки в Баден-Баден прошло одиннадцать месяцев. Матушка, Елена Петровна, излечилась от мучавшей её мигрени, поправила общее состояние и чувствовала себя если не превосходно, то вполне сносно. Две недели назад, когда они ужинали у Вебера, Елена Петровна задумчиво проговорила:
–Думается, нам пора прервать наше затянувшееся путешествие, милая.
Оля от радости едва не подпрыгнула на стуле, но вовремя опустила глаза. Весь её вид представлял собой покорность и полнейшее смирение. Отец строго настрого наказал супруге внимательно следить за дочерью, и если что-то пойдет не так, и Ольга вернется к прежним проказам, сразу же отписать ему. А он будет предпринимать дальнейшие меры. В глубине души Ольга опасалась, что следующими мерами окажется ссылка в глухую провинцию, а для жизнерадостной Оли, которая выросла в шумном Петербурге, это будет подобно смерти. И почти целый год Оля перевоспитывалась. Лучшим сдерживающим фактором для девушки служило здоровье матушки. Она твердо знала, что не имеет право расстраивать Елену Петровну. Её маменька была доброй, отзывчивой, но слабой женщиной, и члены семьи Явлинских, не сговариваясь, старались огородить её от шумных проказ дочери. Оля подозревала, что её поездка в Баден-Баден стала в некотором роде испытанием. Батюшка отважился едва ли не на шантаж – или его дочь угомонится, или на её совести будет очередное заболевание матери. Спрашивается, что оставалось делать Ольге?
По приезду, она чувствовала себя не иначе, как пойманным в клетку зверем. Она часами металась по комнате, ни в чем не находя утешение. Сначала она думала, что скучает по Владимиру Плотову, но уже через пару дней с трудом могла вспомнить его лицо. К тому же, та постыдная сцена в библиотеке не украшала его. Вместо того, чтобы отстаивать честь Оли, он принялся извиняться перед Павлом Аркадьевичем, опасаясь за свое дальнейшее будущее и обещанную протекцию. Поэтому для Оли его поведение послужило лишь подтверждением её мнения о Владимире, которое она из чистого упрямства не желала признавать.