– Вот тебе на! А я-то думал, что на том, то есть на этом теперь уж свете все, как в швейцарских часах.
– Бес, видишь ли, как бы, вмешивается. Стоит только отвернуться, а он, проклятый, тут как тут. Конкурирующая фирма, короче. Или просто – судьба. Может это для тебя лучше так-то вот… И вообще, мы ведь, Сашенька, в основном за детьми тщательно посматриваем, мало ли что. C ними легче. Птичку какую-нибудь пошлешь ему несмышленышу, он и потянется за ней, свернет с опасного пути. И то не всегда выходит, сам знаешь. А уж с вашим братом, взрослым, полные кранты, разве уследишь. Будет ли такой дылда, типа тебя, на птичек и бабочек обращать внимание или прислушиваться к неожиданным порывам ветра и шелесту деревцев? Так, иногда мозги вставляешь на место каким-нибудь более примитивным образом – гляди, мол, идиот, куда ты ввязываешься. Но ведь не 24 часа в сутки дежурить с каждым вашим братом, как сиделка. У нас ведь тут тоже свои дела.
– Ну да, понимаю… – согласился я с некоторым оттенком недоверия в голосе.
Впрочем, твое появление здесь может к чертям никакого отношения и не имеет. Но об этом как-нибудь. И вообще черти, бесы – это так, образно. Это я материальный ваш мир имею ввиду и его дурацкие физические законы. Да ты не обижайся, тут ведь тоже жить можно, не так уж все плохо. Забудешь свою прошлую жизнь в развитом социализме, как страшный сон.
– Ну, посмотрим, – все еще недоверчиво соглашаюсь.
– Пошли, покурим, у меня американские, – предложил Толя.
– Пошли, – говорю.
Мы вышли из домика через дверь, которую я поначалу не заметил. Дверь как дверь, обшарпана даже и со скрипом. Ржавый крючок болтается на ней без дела. Выйдя, мы попали сразу на улицу. Никаких коридоров-сеней не было, но зато нас приняло приятное крытое крылечко с двумя лавочками – друг напротив друга. Кстати, то, что я прошел несколько метров босиком, удивило меня хоть и немного знакомыми, но редкими в той жизни приятными ощущениями. Обычно лучшее, что испытываешь, освободившись от постылой обуви, это теплый деревянный пол, на который встают усталые ноги, или мягкий ковер, или нежный песчаный берег моря с омывающими ступни прохладными волнами – что-то из этой оперы. Особенно сильное наслаждение от ходьбы босиком испытываешь после длительного пребывания и хождения в плохой и тесной отечественной обуви. Вот только это приятное, именно это, я и почувствовал сейчас, но ни в коем случае ни холода, ни мозольных или каких-либо суставных болей или давления острых и неровных поверхностей, а также неприятного ощущения от соприкосновения стоп с заплеванным полом и т. п. И так во всем остальном, с чем я соприкасался здесь. Не буду уж каждую приятную мелочь анализировать и сравнивать с чем- то плохим. Будто взял с собой в этот мир все хорошее, а оставил плохое. Ведь и там, на Земле (если сейчас я на небе), когда кто-то меняет страну, континент, уезжает далеко и надолго, навсегда, то берет с собой только самое лучшее, а ненужное или плохое оставляет. Впрочем, все не совсем так. Почему-то здесь в раю я встречаю крючок ржавый, скрипящую дверь, а не какие-то идеальные, новенькие вещи? Нет, и тут все можно объяснить. Да потому что, видимо, это взято сюда откуда-то из счастливого детства Толи, и это дорогие вещи, – догадался я.