Снова пауза. Кэтрин слушала напряженно, сама не понимая, хочет ли она услышать окончание истории. Отчего-то ей стало страшно жаль миссис Дримлейн. И просто – страшно.
– Девушке твоего возраста не полагается даже знать такие слова, но я все же продолжу. – Миссис Дримлейн отпила немного остывшего чая и вернула чашку на блюдце. На этот раз рука дрогнула. – Я была уверена, что Алисия изменяет моему сыну. И это уж я никак не могла простить. Я говорила Ричарду о своих подозрениях, но он только сердился, он как будто замотал розовым шарфом Алисии свои глаза и видел мир таким, как она ему описывала.
Кэти грустно вздохнула, ее собственные печальные мысли буквально на мгновение вытеснили переживания, вызванные рассказом миссис Дримлейн. В свои семнадцать лет она уже знала, что значит смотреть чужими глазами и видеть только то, что тебе хотят показать…
– После одной из наших ссор я уехала погостить у вдовы своего кузена. Эмили жила в бедном маленьком домике, но там мне было намного уютнее, чем в большом доме, который перестал принадлежать мне. Ричард предлагал купить мне коттедж или даже построить дом на краю наших земель, но тогда я не согласилась. Это казалось таким унизительным! Я так и представляла, как выхожу из дома с жалким узелком в руках, а спину мне сверлит торжествующий взгляд Алисии!
Кэтрин передернуло, так живо она представила себе эту сцену и незнакомую Алисию. Во взгляде этой женщины было знакомое ей удовлетворение, совсем недавно она видела такой же взгляд у Бартоломью…
– Эмили заболела, и я несколько месяцев ухаживала за ней, радуясь, что могу быть полезной. Ричард не писал мне, но чеки на мое содержание, оговоренные в завещании его отца, приходили регулярно. Увы, на эти деньги мне пришлось хоронить мою милую подругу, – миссис Дримлейн тяжело вздохнула.
Ее юная слушательница чувствовала себя неловко. Как вести себя? До сих пор ее беседы с почтенными дамами ограничивались нравоучениями последних или их рассказами об удачных браках своих дочерей, внучек, племянниц и об их чудесных детках. Никто еще не казался Кэтрин таким откровенным, не говорил с ней так прямо о семейных трагедиях, не пересказывал все то, что обсуждают шепотом, намеками и многозначительными взглядами.
– Я уже давным-давно никому не рассказывала свою историю, – миссис Дримлейн, казалось, понимала, в какое смятие приводит девушку этот мрачный рассказ, – она известна каждому в Кромберри, а постояльцы «Охотников и свиньи» слишком озабочены собственными делами, чтобы проводить время в обществе сумасшедшей старухи, какой меня считают здешние горничные. О, не возражай, дитя, они еще расскажут тебе все и даже больше того, за двадцать лет на картине нашей семейной драмы добавилось немало штрихов, сделанных как знакомыми, так и совершенно неизвестными мне жителями этого дрянного городка.