Сердце Мариции трепетало. Фьеррина была объята любовным томлением в тот самый миг, когда впервые увидела Иласа на ежегодном новогоднем императорском балу. Высокой, гордый, неприступный, уверенный в себе и манящий холодной красотой вечных льдов – он показался ей тогда хогановым воплощением, сошедшим с небес. Девушка решила во что бы то ни стало сменить свою фамилию на Бертран, благо и знатность, и состояние ей это позволяли. Будучи же единственной и выпестованной дочкой рано овдовевшего герра Ренару, она не знала ни в чем отказа. И хоть в этот раз папенька и заупрямился, но в итоге вышло все, как захотела Мариция. Поэтому сейчас она старательно прихорашивалась перед зеркалом, в красках представляя себе грядущий вечер.
Вассария же в данный момент была занята прямо противоположным, а именно пыталась придать своему животу не вопиющую, но некоторую округлость, как бы намекающую на возможность пикантного положения не фьеррины, но уже, может быть, и фьерры. При этом девушка старалась не переборщить, дабы сомнения в ее положении все же оставались, поэтому то вновь подкладывала и расправляла несколько салфеток, то убирала их из-под платья, критическим взглядом оценивая результаты своих маскировочных потуг. Волосы девушка еще раньше слегка припорошила пылью, старательно собранной на полках спальни, в которой ее оставили. Благодаря сему маневру шевелюра приобрела замечательный мышиный оттенок, настолько невзрачный, что взгляд словно соскальзывал с девушки. Данному эффекту также способствовали полное отсутствие косметики и безразличное выражение лица Вассы.
Как бы ни хотелось фьеррине оттянуть момент, когда она предстанет перед своим «суженым», но он неумолимо приближался. Наконец настал тот миг, когда необходимо было спускаться вниз, к гостям.
Девушка шла по лестнице, затаив дыхание. Нет, на нее не были устремлены взгляды пришедших гостей (число оных, к слову, оказалось не меньше сотни – и это званый ужин? Васса рассчитывала, что будет максимум дюжина приглашенных), и никто не объявлял о ее прибытии, но все же.
Первой Вассарию увидела мать, поспешившая через пеструю толчею к дочери.
– Моя дорогая, ты просто прелестно выглядишь. – Светский тон завяз на зубах сосновой смолой.
– Спасибо, маменька.
– Пошли, Алияс просил сопроводить тебя к нему, как только ты появишься. Он хочет представить тебя Клесту.