прочтения и понимания Пушкина, нечего и браться за подобную тему.
Но и ответственность – немыслимая, безграничная. Однако, нечего делать, надо пробовать и делать то, что должно. Меньше всего хотелось бы обозначить эту книгу как следование какому-то конкретному жанру. Это, конечно, не монография, не эссе, не публицистическая работа, не философский трактат, не биографический очерк. Всего этого будет понемногу в книге – и так и тогда, когда автору будет казаться это уместным. В известной мере научный подход к художественному миру Пушкина будет представлен во второй части книги «Мир пророка».
Это будет просто к н и г а, книга о Пушкине, в которой мы прежде всего обратимся к письмам и другим материалам поэта (литературной критике, дневникам, историческим штудиям) и попробуем обнаружить в них самые важные – для автора книги в первую очередь, а он надеется, что и для читателя – смыслы и «опорные точки». Необходимо постараться увидеть в этих материалах историю духовного становления Пушкина, то, как его собственное, личное, интеллектуальное и эмоциональное человеческое развитие влияло на содержание основных произведений.
Очевидно ведь, что если бы Пушкин не был великим человеком, то не смогла бы удаться ему та роль, которую он блистательно исполнил – «одного из умнейших людей России» (слова Николая Первого, сказанные о поэте), родоначальника новой русской литературы, фундатора русского литературного языка, писателя, без которого не было бы всей великой русской литературы XIX века. Это настолько ясно, что даже величайшие гении того века – Гоголь, Толстой, Достоевский – безоговорочно признавали его первенство и свою зависимость от него.
* * *
И все же он был безмерно одинок. Одинок всякий гений, заглядывающий туда, куда трудно заглянуть обыкновенному человеку. Но Пушкин был гением ultra plus perfectum. Известная хандра его по-своему отражала ощущение того, что он превышал возможности людей своего времени. Даже самые близкие друзья иногда его не понимали. Через такое непонимание пришлось ему пройти в тяжелые недели и дни 1836 и 1837 годов, когда духовно близкие ему люди – Карамзины, Вяземские, Жуковский – не до конца понимали мотивов его поведения и его страдания в ситуации, когда он один-одинешенек защищал себя не только от обрушившихся на него сплетен и клеветы, но и защищал свое место в русской литературе, свою роль в истории России.