Изменение механизмов регуляции поведения в обществе началось для России во второй половине XVIII – первой половине XIX в., когда случай становится основой репутации, в том числе дурной или разрушенной: вспомним классическую драму блестящей репутации, погубленной специально распространенным слухом («Горе от ума» А.С. Грибоедова или, в пародийном варианте, «Мертвые души» Н.В. Гоголя; о роли слухов в мире Ф.М. Достоевского уж не говорим).
Это и послереволюционная Россия, когда эхом социального взрыва по стране пошли волны слухов и сопровождающих их анекдотов… В дезинформированном обществе, в условиях общественной стагнации и культурного безвременья любая информация фигурирует лишь в форме слуха – от подсудных известий о ленинском «завещании» до глухих толков о катынских жертвах и историй о том, как брали Берию или свергали Хрущева.
Важно, что единицами слуха (слухообразующими элементами, модулями) являются экстраординарные события и герои. Личность героя (она часто отмечает и окрашивает собой и значимость события) определяется его статусом – явным или скрытым – и особыми способностями (опять-таки, скрытыми или явными). Существенно само противопоставление явного и скрытого, игра слуха (и его инициатора, автора, рассказчика) на этой двузначности.
Отсюда – важнейшая для слуха и его функционирования тема тайны и посвященности в нее, приобщения к ней (например, слухи о «тайном обществе»). Собственно, слух с очевидностью концентрирует все основания традиционной власти (власти в обществе, отсылаемом к традиции) – чудо, тайну, авторитет.
Узлом, на который завязаны события и герои или который они развязывают, является проблема – болевая точка, пункт наибольшего напряжения или слома общественной структуры (экономические трудности, преемственность политической власти и появление новых элит, международные и межнациональные конфликты и т. д.).
Одна из разновидностей героя слуха (это может быть и образ его рассказчика) – жертва. Таким образом складывается сюжет слуха: повествование об особом событии вокруг особого героя, развивающееся как нарушение нормы (или предвосхищение этого), вмешательство героя и восстановление нормы. Может быть и «черный» вариант, своего рода микроантиутопия – преступление без наказания, мазохистское самобичевание и т. п.