Проснувшаяся девушка приоткрыла веки. Кругом стояла ночь. Густая темнота окутала все, кроме некоторых фосфоресцирующих деталей интерьера. Клер даже пожалела, что не включила настольную лампу перед сном. В комнате было так тихо и темно, что по коже пробегали мурашки. К тому же ей показалось, что кто-то сидит рядом. Прямо на краю ее постели.
Атласное покрывало слегка натянулось под чьим-то весом. Клер откинула пряди волос со лба и уставилась в темноту. То, что она могла разглядеть, казалось ей продолжением сна. На постели сидел кто-то огромный, но сгорбленный, будто карлик. У неизвестного были манеры злобного карлика, хоть фигура и имела исполинские размеры. Почти все, кроме рук и лица, скрывала накидка, такая же черная, как и темнота вокруг. Одно невозможно было отличить от другого. И все же Клер сумела разглядеть, что этот человек изувечен и сильно изуродован. По его движениям, по его натужным вздохам и судорожным жестам можно было понять, что он только что вышел из камеры пыток. Но сейчас его никак нельзя было назвать жертвой. Он жаждал крови сам. Клер хотелось кричать, звать на помощь, но она не могла. Рука с ножом приблизилась к ее плечу и, будто играя, провела лезвием по изгибу шеи. Нож не ранил пока, но холодок стали, соприкасаясь с живой плотью, вызывал ощущение близости смерти. Какая жестокая игра! Настоящая пытка! А Клер еще при первом взгляде пожалела его за то, как искалечен он сам. Жаль, что это не мешало ему причинять другим вред.
Как он проник в дом? Неужели она забыла запереть дверь? Или окно находилось слишком низко над уровнем земли? Как ей не пришло в голову поставить решетки? Кто угодно мог влезть сюда через балкон или раскрыть окно через незакрытую форточку. Если только перед ней не существо из сна. Клер ждала, что будет дальше. Нож застыл у жемчужного ожерелья на ее шее. Незнакомец смотрел на нее пристально, будто чего-то ждал. Какого-то момента узнавания. Он будто спрашивал: помнишь ли меня? Но она не помнила. Даже если и видела его где-то на улице, среди лондонских попрошаек, то припомнить не могла, как ни силилась.
Он ждал, лезвие застыло на ее горле, и вдруг раздался его голос, хриплый и сухой, словно вырывающийся из лабиринтов сна и могильной земли.
– Ты даже не представляешь, как это ценно – иметь красоту, – прошептал он, и лезвие, лаская, коснулось ее щеки. – В нетронутом виде!