Как я уже говорил, все предметы в школе преподавались двумя учителями. Один прозывался Лаврентием Жильцовым, другим был я, и кроме арифметики должен был изъяснять естествознание. Последнее особенно меня беспокоило, ибо как это обыкновенно бывает в среде городских жителей второй половины 21-го столетия, был сведущ на сей предмет не более младенца. Минералы, роды почвы, всего растущего и бегающего по земле были для меня книгой за семью печатями. Я решил ни под каким видом не обнаружить невежества своего, и исхлопотал себе право начать преподавание естествознания после летних вакаций, то есть с начала октября, надеясь за оставшиеся два месяца прилежными занятиями пополнить свои знания.
Теперь до начала вакаций оставалось две недели. Это обстоятельство, разумеется, не могло не отражаться на настроении учеников. Они, правда, ласкались, что замену их прежнему старику – учителю, ушедшему на покой, часто недомогавшему лихорадкой, найдут не скоро, но как я дал понять, что не стану портить им кондуитный список с отметками о поведении и способностях, и один из предметов – именно естествознание – начну читать с осени, оставались в превосходном расположении духа.
В классе находились мальчики разных возрастов, ибо ученики переходили в следующий класс по мере преуспевания в предмете.
Конечно, я должен был непрестанно приглядываться, приноравливаться, чтобы не сделать какого-нибудь промаха. Потому первые дни, под предлогом желания выяснить уровень учащихся я предлагал им различные задачи из разных пособий, предлагаемых библиотекой. В ней я отыскал прекрасно изданную «Арифметику» Магницкого. Первую страницу книги украшало изображение «храма мудрости». Фигура мудрости помещалась на престоле, круг него стояли колонны с надписями «оптика», «картография», «фортификация» и иными подобными. Руководство швейцарца Эйпера, переведенное на русский язык, «Детский гостинец» наполненный множеством загадок арифметического характера в стихах для «приятного препровождения времени», «Таблицы синусов», «Горизонтальные таблицы» также не обойдены были моим вниманием. Другие учебники писаны были латинским и немецким языками, их я принуждён был отложить.
– Начнём, благословясь, судари мои, – говорил я обыкновенно, передразнивая фонвизинких Кутейкина с Цифиркиным.