– Прислуг в городе не мало, господ – мало. Сыщите без труд. Лизавета Романовна встретила меня поданною бумагой. Какие красивые литеры, что за росчерки! Что бы они значили? Явно всего два слова. Первая буква возможно «Г», возможно иная. Второе слово состоит из одной буквы? Или вторая – этот завиток сверху первой? Ах, она очень походит на «ы». Я чувствую, что по мере того, как я смотрю во все глаза на прелестные литеры, теряю во мнении Лизаветы Романовны. Внезапное вдохновение позволяет мне догадаться: «Кто вы?».
– Я сын капитана, – вспомнил я офицерскую школу отца и спохватился, что ответ, несмотря на привлекательную правдивость, очень неудачлив – в мои годы рекомендоваться чьим-то сыном не личит.
«Капитан гвардии? Какого полка?»
– Нет, Лизавета Романовна, отец мой не имел счастия служить в гвардии, он служил очень, очень далеко.
Кажется, она разочарована. Надеялась на возмущение гвардейцев?
«Чего вы хотите?»
– Только вашего счастия.
Выражение досады мелькнуло в глазах её. Считает лжецом? Следующие литеры подтвердили это подозрение.
«Лекарь объявил сей город Астраханью, а нынешнее число – десятым днем июля. Правда ли это? Ежели правда, как сие могло сделаться? Говорите правду».
Три раза писанное в короткой записке слово «правда», холодный приём мне оказанный, точно я стоял не перед избавленной мною жестокой казни, но оправдываясь перед сыском, мысль, что в поступках моих Лизавета Романовна может подозревать корыстный умысел, отняли у меня благоразумие. Я вспыхнул и сбивчиво заговорил:
– Простите, Лизавета Романовна, верно, вы очень утомлены. Ежели угодно, я могу дать все разъяснения назавтра, ибо они потребуют от вас времени и внимания.
Нетерпеливым жестом она просила продолжать.
– Приходилось ли вам читать повесть о великом Цезаре, Александре, ином древнем герое? То есть, разумеется, приходилось. Представьте себе некую деву, пленившуюся образом столь изрядным, и предпочитающую его всем лицам, её окружающим. Представьте также, что в дни её, некий инженер доставил способ переноситься в века, а также и экипаж, способный преодолевать многие версты пути в самое непродолжительное время. Последний я могу представить вам, ежели угодно – он ничего более, как механизм, замещающий силу многих лошадей.
Лизавета Романовна остановила меня жестом исполненным негодования и указала дверь. Я поклонился (вероятно очень неловко) и вышел вон. Верно я гляделся помешанным во время своей речи. Впрочем, неважно.