Наивный Герман! «Их хитрость» не ограничивалась доступностью роковой комнаты.
Несомненно, как только «рука президента» начала свою работу, в каких-то иных кабинетах о том поступило сообщение.
На дверь, забаррикадированную Омегой, обрушались такие удары, что было ясно – настоящий президент уже в курсе.
– Так значит это не твоя машина? Куда ты меня втянул?
– Быстрей!
– Система не закончила обработку данных.
– Ты же говорил, ввёл время и место!?
– Теперь обработка. Есть! Ваша радужная оболочка, смотрим сюда. Объём перемещения?
– Некогда! Пробел!
– Вот пробел и переместит.
– Быстрей! Они всё здание уничтожат!
– Вместе с драгоценной системой? Ну нет!
– Пошёл отсчёт.
– Долго ещё?
– Не знаю. Оставаться на месте до сигнала.
Омега сломал пломбу и бросился из комнаты по пожарной лестнице на крышу. Надо было обезопасить себя оттуда. В ту же секунду мы услыхали эклектический рёв из-за дверей – словно асфальт буравили. Свинцовая дверь дрожала, в ней появилась огненная брешь и стала расширяться в рамку круг замка.
– Подтвердите данные! Повторите код!
– Быстрее!
– Есть! Ждите сигнала…
Дверь падает, но мы уже на крыше. Обидно – не хватило какой-нибудь минуты! Меня охватывает полное равнодушие. К чему теперь все усилия? Почему не вернуться назад или не скинуться вниз? Последнее, впрочем, затруднительно. Крыша оказалась площадкой, окружённой непроницаемой оградой в несколько метров вышиной. Посреди неё стоит странный маленький самолёт. Омега машет из него. «Быстрей!»
– Президентский самолёт, – ахает Герман, – а я и не догадывался. Взлетает с места, как вертолёт и бесшумно, разгоняется до 3000 км/ час. Слыхать – слыхал, а вижу в первый раз.
Он успел захлопнуть дверь на крышу и ликует – спасены.
– Не горюй, у него знаешь какие системы, его не обнаружить. В Тель-Авив летим. У меня друзья там. Ну!
Я пожимаю плечами и сажусь на пол – не хочу в Тель-Авив. Герман хватает меня и тащит в кабину. Я машинально лезу в неё. Омега запускает двигатель. Дверь на крышу падает, люди в масках заливают её огнём, но мы остаёмся неуязвимы. Разве мы так высоко уже?
– Смотри! – кричит Герман не своим голосом.
Омега крупно ругается.
Нью-Йорка нет. Сквозь порывы низких облаков покачиваются плотной пеленой верхушки елового леса. Березовые, осиновые рощицы, кое-где полосы вспаханной земли. Раздвигая их, обрамленные регулярными посадками, ровными лучами дорог, черепицей, медью пестрят крыши особняков, темнеют, зеленеют, золотятся поля круг деревенек в 10–20 дворов, сверкает, извиваясь лентой река, за нею – другая, уже первой, и дальше – ещё одна, полноводная, заключенная в бревенчатые тиски, испещрённая парусами, с глядящимися в неё нарядными дворцами, с высоко вознёсшейся золотой иглой, увенчанной золотым же корабликом, с врезавшейся в воды её фортификацией. За бастионами видна многоярусная, крашеная в розовый цвет колокольня с золотым долгим шпилем.