Добавим к этому: дискриминация 5 % населения Империи по религиозно-этническому признаку никогда не становилось причиной массовых протестных компаний в этой среде. В ожесточенной полемике различных партий и групп, как в Государственной Думе, так и на страницах печати, еврейская тема была в те годы не более чем разменной монетой во внутриполитической игре. По большому счету отличие состояло лишь во фразеологии. У «западников» – либералов и социалистов, речь шла о «положительном решении еврейского вопроса» в духе идей Просвещения («Свобода, равенство, братство»). В речах и писаниях их оппонентов – правых государственников-славянофилов и консерваторов-монархистов, исповедовавших идеологию «официальной народности» («Православие, самодержавие и народность»), на все лады муссировалась тема «еврейского засилья», вездесущего «жида-эксплуататора», умучивающего великий русский народ. Сравнивая эти две, – отметим, до сих пор (sic!) ведущие между собой ожесточенную полемику группы русских интеллектуалов, поэт Василий Курочкин писал в 1868 г.:
Мы смехом грудь друзей колышем;
Вы желчью льетесь на врагов.
Мы с вами под диктовку пишем
Несходных нравами богов;
Мы – под диктовку доброй феи;
Вы – гнома злобы и вражды;
Для нас евреи суть евреи;
Для вас евреи суть жиды.
Нельзя не напомнить в этой связи, что в Российской империи «еврей» являлся не только одной из колоритнейших «знаковых деталей» на огромном пространстве ее многонациональных и наиболее населенных западных территорий – от Балтийского до Черного моря, но и непременным участником (банкир, меценат, махинатор) громких политических скандалов и социальных акций того времени. Что касается тогдашнего русского народа, который, по убеждению Горького, «в массе его антисемитизма не знает», то он, в целом мирно сосуществуя бок о бок с евреями, когда речь заходила «Об отмене вероисповедных и национальных ограничений»[37] «безмолвствовал». И лишь малая, хотя и весьма активная, часть его свое отношение к «еврейскому вопросу» выражала в форме кровавых погромов. Сам Горький, в одном из своих первых рассказов «холодно и просто, справедливым языком свидетеля и судьи» описавший нижегородский погром 1884 г.[38], считал, что погромы провоцировались усилиями «проповедников расовой и племенной ненависти» [ЭЕЭ/article/112 81] при явном попустительстве, а то и подстрекательстве со стороны правительственных сил поддержания общественного порядка