Государственного обвинителя на третьем процессе, помощника прокурора Туркмении, старшего советника юстиции, звали точно так же, как и подсудимого, – Виктор Петрович. Совпадение!
Ах, как же часто мы упрекаем судьбу за ее слепоту, за то, что она играет несчастным человеком, как какой-нибудь щепкой, легкомысленно и коварно ставит она в разные непредвиденные обстоятельства и при этом ничуть не заботится о ней, ничем никак не облегчает его положения, никогда не подскажет, как поступить! Ну хоть бы намек какой, этакая спасительная соломинка… И так мы привыкли к ее бесчувственности, что уж ничего и не ждем. Но вдруг иногда… Этакий и не намек даже, а прямо подсказка.
Прокурор Виктор Петрович – подсудимый Виктор Петрович.
Ну не подсказка ли?! Вот он сидит, бледный, аж синевато-серый, стриженный наголо парнишка, обвиняемый в страшном, отвратительном преступлении. Судимый ранее, да, верно. И все же… человек. Отчаявшиеся, печальные глаза, подрагивающие губы, заикающаяся, нервная речь… Как у каждого человека на земле, есть и у него родственники, знакомые, есть любимые и даже – любящие. Вон сидит мать в зале (нервничает, глотает какие-то таблетки без конца), вон застенчивая, миловидная девушка, смело называющая себя женой подсудимого, хотя с точки зрения официальной она ему никто, но тем не менее не отказавшаяся от него, упорно защищающая (хотя и к расстрелу приговорили…), несмотря на то, что со дня ареста прошло уже полтора года с гаком – и ведь за это время только так вот, через решетку и виделись. Вон товарищи его, работавшие вместе с ним, может, и ссорившиеся с ним раньше, а сейчас – сейчас тоже болеющие за него (с места кричат, хулиганы!). Да, не болванка это какая-нибудь – Виктор Петрович Клименкин, не муляж, не статист из театра. Живой человек это! И отец его, выходит, – тоже Петр. Да еще – инвалид Отечественной войны, это есть в деле. А вы, гражданин прокурор, тоже ведь участник той самой войны и, может быть, тоже ранены были, а? Вот ведь любопытно как все получается, не правда ли?