Эдуард рассмеялся.
– Секс? Нет, ты что! Как раз наоборот! Секс был, по крайней мере для меня, решающим доводом расстаться… Я такое не выделывал с женой… Я даже не признавался ей в этом… В своих желаниях. Я понимал, что она это не примет. Ей обычного секса со мной было много, она буквально бегала от меня, называла насильником и фашистом.
– Да ладно?
– Да, причем с возрастом моя тяга к бдсм становилась все явственнее и крепла, я все больше хотел именно жесткого секса, хотел видеть покорность и подчинение в женщине. А она наоборот, к своим сорока стала независимой бизнес-леди, это очень тешило ее самолюбие, она этим гордилась… Кичилась, тем самым все больше отдаляясь от меня как женщина… Как самка.
– Да… Я понимаю…– задумалась о своем Катя.
Через полчаса Эдуард предложил заказать такси.
– Конечно. Ого, уже почти три! – девушка согласилась не подав виду, но внутри сжалась, будто ей на грудь кинули ежа. Нет, она знала, что Эдуард не оставит ее у себя, но всегда, когда мужчина предлагал вызвать такси, резко и остро царапало по самолюбию.
Такси подъехало, и Катька стала обуваться. Эдуард, облачившись в шелковый халат, похожий расцветкой на кимоно, подал пальто, затем взял катькину сумочку и что-то туда быстро сунул.
– Я тебе положил на такси.
– А, хорошо, спасибо.
И только расплачиваясь с таксистом, девушка разглядела красную пятитысячную купюру.
Вера стояла у ворот ГИТИСа и украдкой курила. Сжимая тетрадки и распечатки с текстами в руках, девушка не решалась войти даже во двор, который был уже вовсю полон пестрой, смеющейся, говорливой ребятней. А Вере в августе исполнилось тридцать. Девушка решила поступать в ГИТИС на актерский факультет, решила это втайне от всех и если поступит, то тоже никому ничего не скажет, будет работать в ночь медсестрой, а днем учиться. Практически все лето Вера готовилась, подбирала басни, стихи, прозу, учила русский язык, зубрила тексты, просматривала фильмы с «корифеями» советской актерской школы, как и характерно сильным львам, работы не боялась и подошла к поступлению очень ответственно. Всю неделю перед экзаменами ей снились герои до оскомины заученных произведений: Тришка со своим кафтаном из басни Крылова, Лев Николаевич Толстой почему-то танцующий на балу с Наташей Ростовой, самоубийство Есенина, и в голове постоянно кружился отрывок Есенина: