«Я должен послать отчет, — сказал себе Видо. — Нарушить
инструкцию — это преступление. Но ведь сначала я должен все
проверить сам. Еще раз осмотреть дом травницы, где пряталась
ведьма, исследовать ее тело, допросить Ясенецкого о мелочах,
которые он мог утаить или забыть. Конечно, если все это время он
будет сидеть в освященной камере, кот не сможет до него добраться…
Но вот если Ясенецкого оставить на свободе… Момент заключения
контракта — единственный, когда фамильяр по-настоящему уязвим,
когда его можно не изгнать, а действительно уничтожить! И… я ведь
знаю, что могу это сделать. Сила истинного клирика это позволяет.
Вот только сам Ясенецкий… Стоит немного промахнуться, подпустить к
нему кота — и если парень дрогнет хотя бы на мгновение, он обречен.
После заключения контракта даже чистосердечное раскаяние его не
спасет. Значит, либо казнь, либо пожизненное покаяние. И отправишь
его на это — ты! Принцип меньшего зла, помнишь? Рискнуть одной этой
душой или потерять множество душ, жизней, судеб… Тут и выбирать
нечего. Это будет твой грех, патермейстер, тебе за него и нести
ответ».
— Вот что, герр Ясенецкий, — сказал он мгновенно вскинувшемуся
рыжему, и даже Фильц перестал скрипеть пером по бумаге, замерев в
ожидании. — Сейчас мы сделаем следующее…