Часам к одиннадцати с хлебом пришел Вася-утконос, он же Кабанцов.
– Я вот что думаю, – начал он с порога, – Надо тебе, Миха, врачу показаться… этому… пластическому. Может соберет кое-что с ушей, с подбородка, со лба и натянет на дыру… рот, я думаю, не сложно будет сделать – отверстие и всё… а вот с носом будет сложнее, но они ж специалисты!.. А так до ишачьей пасхи ждать надо, пока новое лицо нарастёт. А нарастёт ли, ещё неизвестно.
Притыкин стоял к нему спиной, а когда обернулся, то из рук Кабанцова выпала буханка. Михаил был с лицом, словно оно никогда не исчезало, мало того – оно было с горящими, почти безумными глазами, и с улыбкой до ушей.
– Мать моя женщина, отец большевик! – попятился назад утконос. – Я, кажется, схожу с ума! Нет лица – есть лицо! Это как же?..
– А я влюбился, Вася!
– А кто она, Мишаня? Неужто не из наших краёв? Да и где ты мог найти такую, чтобы влюбиться? А она как же?.. ведь ты без лица был, да и дальше калитки не выходил, разве что ночью?..
– Да ты угадал, она не из наших краёв, приезжая она… приплывшая… – опустил глаза в пол Притыкин. – Но ты только не пугайся, она очень красивая.
– Да я, Миха, уже пуганый перепуганный! Что может быть страшнее человека без лица?
– Страшнее только красивая баба, Вася.
– Покажи, покажи её!
Притыкин показал. Нашатырного спирта в доме не было, поэтому в чувство утконоса приводили с полчаса.
– Она, она уто-пппп-ле-ница-а… – лепетал тот, приоткрывая один глаз. – Ты с ума сошел! Нас с тобою вместе посодют.
– Не посодют, ежели не стуканёшь. Немного баба растает, похороним, как следует.
– Потом снова лицо потеряешь. О, горе мне стобой!
Придя на следующий день Кабанцов уже без особого страха, разглядывал бабу-ледышку, находя её очень красивой.
– Жалко, конечно, будет с ней расставаться, вон какая прелесть неописуемая, просто картинка… и ноготочки разукрашены, тонкая, изящная… а губы, губы, Миша, прям поцеловать хочется!.. И реснички одна к одной!..
Они переворачивали глыбу и так, и сяк, рассматривая всё до мелочей, та лишь потихоньку таяла под их горячими руками.
– Это ж надо такую красавицу изничтожить, – продолжал бормотать Кабанцов. – А может она сама в реку бросилась. Разлюбила видно и в реку!..
– В таком виде и в реку?
– Да, прям с постели и в реку… не одеваясь. Эх, какая! – ножки, шейка точенные, грудь что надо! Скоро ледоход, Миха, может пустим её – пущай дальше плывёт! – настороженно закончил Кабанцов.