О-Тэи с детства отличалась очень слабым здоровьем. Едва ей исполнилось пятнадцать лет, она заболела, и болезнь ее оказалась смертельной. Великое беспокойство поселилось в душе девушки, когда она узнала, что должна умереть, и О-Тэи послала за Нагао, чтобы попрощаться с ним. Когда он пришел и, преклонив колени, встал у изголовья ее постели, она сказала ему:
– Нагао-сама[5], мой нареченный, мы были предназначены друг другу с детства. И должны были стать мужем и женой еще до конца этого года. Но сейчас я умираю… Боги знают, что так будет лучше для нас обоих: даже если бы я прожила на несколько лет дольше, это лишь умножило бы мои страдания и скорбь моих близких. И вам я не смогла бы стать хорошей женой: моя болезненность, слабость моего тела, воспрепятствовала бы этому. Поэтому даже само желание жить для того, чтобы быть с вами, – слишком эгоистично. Я просто уступаю смерти. И прошу вас не предаваться скорби… Более того, хочу вам сказать – мы встретимся снова…
– Конечно, мы обязательно встретимся вновь, – отвечал Нагао искренне. – На небесах нас не коснется боль разлуки.
– Нет-нет, – отвечала она мягко. – Я говорю не о небесах, не о загробной жизни. Я верю, что судьба распорядилась так, что мы встретимся снова в этом мире, хотя я умру и завтра состоится погребальная церемония.
Нагао смотрел на нее в изумлении и в ответ на свое удивление увидел нежную улыбку в ее глазах. Она продолжала свою речь все тем же едва слышным мягким голосом:
– Да, я подразумеваю этот мир – в вашей теперешней жизни, Нагао-сама… Разумеется, если вы сами этого пожелаете. Лишь одно еще необходимо, чтобы встреча наша состоялась: я должна вновь появиться на свет, родиться девочкой и достичь возраста женщины. Так что вам придется подождать… Пятнадцать-шестнадцать лет – долгий срок… Но, мой нареченный супруг, ведь вам еще только девятнадцать…
Движимый состраданием облегчить ее переход в мир иной, он отвечал нежно:
– Ждать тебя, моя нареченная, не обязанность, а радость для меня. Мы обещаны друг другу на семь жизней вперед.
– Но в твоем голосе я слышу сомнение, – произнесла она, вглядываясь в его лицо.
– Моя дорогая, – отвечал он, – моя неуверенность происходит оттого, что я не ведаю, как я узнаю вас: в ином обличье, под другим именем – если вы только не подадите какой-нибудь знак, не известите меня…