Главный инженер уже стоял на трибуне. Первым делом он извинился, что опоздал. И объяснил почему:
– Я разбирал предложения Аркадия Семеновича Косых по оформлению завода к празднику Октября. Очень интересные, яркие предложения. На эскизах все выглядит хорошо. Одобряю. Но особенно порадовали перспективные разработки в области технического дизайна в цехах под номерами шесть, четырнадцать и пятьдесят один, и сто восемнадцать. Красиво придумано, со знанием мировых тенденций, с тонким пониманием технологических цепочек и техники безопасности. По моим расчетам проект товарища Косых в скором времени сможет повысить производительность труда и улучшить общую трудовую атмосферу на УХЗ. Аркадий Семенович сообщил, что работал над проектом не один, а при поддержке коллектива х/о УХЗ. Товарищи, ваш проект я намерен представить в головное министерство.
Главный инженер сделал паузу, и зал, загудев, зааплодировал. Особенно Стасик Пуговица в первом ряду, просто подпрыгивал. Я покосилась на своего дядьку. Он не хлопал. Но порозовел, как от работы на гиперболоиде. Только глаза были опущены, и слезы не лились. Главный инженер поднял руку, зал стих.
– Что касается оформления колонны УХЗ на демонстрации, это не по моей части. Советуйтесь с профкомом и парткомом, делайте, что должны и умеете. С моей стороны одна просьба: прямо сейчас подавайте четкие заявки на всякие необходимые конструкции, инструменты и материалы в механические и столярные мастерские завода. Вот Аркадий Семенович такие заявки уже подал, еще на прошлой неделе. Не затягивайте и вы. Всё, товарищи, я закончил.
Меня этот человек поразил. Краткий и точный. И я подумала, ведь он, наверное, тоже ленинградец. Как и его жена, стоматолог Евгения Павловна.
Инженер ждать конца аплодисментов не стал, вышел, как вошел, – стремительно. Парторг с профоргом только переглянуться успели. Профорг совещание закрыл. Но присутствующие, хоть и встали с кресел, расходиться не спешили, потоптались, потрепались друг с другом, а некоторые повалили в мастерскую к Аркаше.
И я пошла, чтобы забрать свою торбу. Появился у меня такой мешок, типа рюкзака для книг, был он сделан мамой из разноцветных кусков кожи, замши и прочих лоскутов. Мама его мне еще летом подарила, но я долго не решалась им пользоваться. Сшит он был мамой на древней ручной машинке «Тевтония», которая любой материал пробивала толстой немецкой иглой с длинным ушком. Осенью в день моего рождения мама достала позабытый мною мешок из шкафа и спросила: