Ерофей медленно выговорил:
– Ты, Родиоша, не робей, мы люди хорошие…
– Сейчас в Сибири все хорошие люди на каторге! – ответил Родион и привстал, не в силах бороться со сном. – Ладно, соснуть надобно!
Он снял с себя полушубок, свернул его, бросил на лавку под иконами.
Все трое уставились на его тюремную куртку с бубновыми тузами.
– Каторжник… – прошептал Василий.
– Вона что, Родион… – протянул Ерофей. – Значит, ты с тобольской ярмарки утек…
Родион укладывался на лавку.
– Может, и оттуда.
– Один?.. Аль еще кто с тобой?
– Может, один, а может, и еще кто со мной, – спокойно ответил Родион.
Он положил голову на полушубок, закрыл глаза. Но ему мешала бомба в кармане брюк. Он достал ее, приподнялся, посмотрел, куда бы положить, и наконец пристроил ее над собой, на полку, где стояла большая икона. Он еще раз посмотрел на Соломиных и сказал, подмигнув:
– Не трогать.
Снова откинул голову на полушубок, закрыл глаза и провалился в сон.
Прямая, как стрела, просека в тайге. Это Афонина дорога.
Дорога эта вела неизвестно куда, на звезду. Она тянулась уже версты на две. Большая часть ее была расчищена, дальше попадались пни, которые ждали лета. По этой дороге бежал Колька Устюжанин, шлепая по снегу подбитыми мехом короткими охотничьими лыжами.
Дорога кончилась, уперлась в тайгу. Здесь подрубал высокую ель отец Кольки – Афанасий, здоровенный, косматый, как таежный леший. От него валил пар. Он был в одной рубахе. Полушубок его валялся в стороне на снегу, а рядом с ним яростно урчала и извивалась огромная желтоглазая рысь. Она грызла, не отпуская, длинную жердину, которая была продета между ее связанных лап. Колька подбежал к отцу, коротко глянул на рысь, на отца, у которого из-под разодранной рубахи было видно голое плечо, исполосованное когтями зверя, на красные комья снега, которые, по-видимому, прикладывал к плечу отец.
– Поймал, однако ж, кошку-то? – кивнул Колька на урчащую рысь.
Афанасий, продолжая рубить, не оборачиваясь ответил:
– Три раза прыгала, стерва… Полушубок попортила…
– Ничо, Настька заштопает… Тять! – позвал Колька отца.
– Ну?
– В село сходить надо.
Афанасий продолжал рубить.
– Пропади пропадом ваше село!.. Хоть бы прорубиться отсюда поскорее!
– Надо, тять… Там человека жизни решить могут!..
– Кто?
– Соломины.
Афанасий, продолжая рубить, спокойно сказал: