Он вдруг резко поднялся и сел, спустив ноги с дивана.
- Что ты?! – испугалась я.
- Устал лежать, - буркнул он.
Я обхватила его сзади, прижалась к спине.
- А потом, - продолжил он уже почти равнодушно. – Меня неделю держали взаперти, готовили документы к отправке на центральную передержку. А там мне светила первая группа и, в общем-то, конец всему… Маша ко мне не приходила. Я сидел в своей клетушке, ждал отправки, больше от меня ничего не зависело. А потом пришёл начальник интерната, принёс мои документы. В направлении было написано, что меня отправляют обратно в Питер, под надзор местной дружины для освидетельствования на вторую группу. Мало того, мне разрешалось самостоятельно проделать путь из интерната в питерскую дружину. Словно и не было того случая. Нет, случай был, невинное происшествие на выходе из кокона, и оно было описано в бумагах довольно подробно. Но это была выдумка какая-то, обыкновенный подлог. На моё изумление, откуда это взялось, и почему они все это подписали, я получил глумливую усмешку и прямой ответ, что хорошо мне, видимо, крутить любовь с женой большой шишки. Когда меня выпустили в дорогу, я бросился искать Машу. Она поговорила со мной какую-то пару минут. Сказала, что возвращается домой, к мужу. Что всё кончено, и она не может себя заставить забыть то, что случилось. Взяла с меня обещание никогда не пытаться её искать.
- И ты не искал?
- Нет.
Я тоже сползла с дивана, села рядом с ним.
- Но ведь она тебя любила, иначе не вернулась бы к мужу в обмен на подложную справку для тебя. И до сих пор любит, поэтому и обиды эти, и звонки ночные! Никита, это же очевидно, как дважды два!
Он пожал плечами:
- Может быть. А что это меняет?
- А разве не меняет ничего?
Никита печально рассмеялся:
- Хреновая из тебя сваха, Ладка.
- Почему это?
- Ну, подумай, - мрачно отозвался он и, придвинув к себе кроссовки, принялся обуваться.
- Ну, подумала. И не поняла ничего. Так почему?!
- Что ты пытаешься мне внушить? Что я должен сделать шаг навстречу? Должен чем-то ей ответить? – Никита завязал шнурки, разогнулся и посмотрел на меня. – Лада, я футляр-двоедушник, но я не двоеженец.
Я раскрыла рот, но не успела ничего ответить, как он с досадой покачал головой:
- В последнее время ты всё чаще видишь во мне только чёртова придурка Корышева. Будто бы забываешь, что я – нечто более сложное. Я же объяснял, не могу я внутри разделиться! Никогда теперь не смогу! И на ситуацию Никита и Максим смотрят вместе. И им дорого то, что у них есть сейчас.