Передатчик, который он соорудил, был громоздкий, как одежный шкаф, едкий скрип разве что не издавал только, работал слабенько, не всегда у него хватало сил, чтобы дотянуться даже до Владивостока, не говоря уже о Москве. Но другого передатчика у Бернхарда не было и приходилось работать на этом.
При всем том Бернхард считался очень храбрым парнем. Впрочем, это вызывало у Зорге недоумение: конечно, храбрость – дело нужное, но он командует не ротой, готовящейся ринуться в атаку и перекусить врагу горло, а разведгруппой, вот ведь как. В разведке же ценятся совсем иные качества – аналитические способности, сообразительность, быстрая реакция, умение в считаные секунды найти единственно верное решение, талант перевоплощения и так далее; храбрость, конечно, тоже ценится, но не дуроломная, когда нахрапом берут окопы и зубами ловят пули, а храбрость умная, просчитанная, выверенная не только собственными ощущениями, сердцем и головой, но и сердцами других людей. Лучше было бы, если б Бернхард был просто хорошим радистом и не более того…
Но пока было то, что было, работать нужно было с тем радистом, которого прислала Москва.
Токио невозможно было сравнить с каким-либо другим городом, японская столица была шумной, озабоченной и очень зеленой, здесь, кажется, круглый год цвели деревья, кустарники, клумбы, грядки, газоны, полянки, искусственные горки, в парках и скверах совершенно не было сухотья, ни травы, ни кустов, на всех подоконниках стояли фаянсовые горшки и крынки с цветами, кастрюльки, банки, кюветки, бадейки, украшенные драконами, глиняные горшки здесь устанавливали прямо на асфальт – отовсюду высовывались яркие пахучие метелки, бутоны, гроздья, шары, колосья, ветки, украшенные пятилистниками, семилистниками, звездочками, нежными колокольчиками, сережками, почками, стрелками, над цветами беззвучно порхали неестественно красивые бабочки и дневные мотыльки, жужжали пчелы, шмели… Ни пчел, ни шмелей, ни мотыльков в большом городе, переполненном машинами, быть просто не должно, но они были, приспосабливались к местной жизни, размножались, жили…
В городе было много новых зданий – ничто не напоминало о разрушительном землетрясении, происшедшем здесь десять лет назад, – а тогда японская столица была похожа на огромную кучу мусора, завалилась тогда, превратившись в ничто, половина города – ровно половина. Погибли сто пятьдесят с лишним тысяч человек, более полутора миллионов пострадали.