Он попробовал игнорировать нарастающий дискомфорт, как и, наоборот, прислушаться к себе – ничего не помогало, и Смирна упрямо шёл в направлении спасения – в отдел прикладной магии в поисках обратного заклинания отвода глаз.
Объяснить подробнее он не смог бы. Смирна собирался отвести глаза самому себе и надеялся найти словарную формулу, которая позволит ему это сделать.
Как «отвести глаз» от себя самого, единомышленников, дома и близких – всё это было ему, разумеется, известно. А вот самому себе – этого до сего момента делать не приходилось. Он только надеялся, что в словарях об этом есть хоть что-то. Хотя бы в драконьих. А если и там не найдёт, придётся идти к Палице, так он решил, шагая на лестницу, когда почувствовал это снова.
Как и всегда в такие моменты, голова стала необычайно лёгкой, то ли от неясной щекотки внутри, то ли от стиснутого вдруг дыхания. Смирна огляделлся в поисках девушки, и симптомы продолжили стремительно развиваться, хотя он мог поклясться, что и не думал о ней, и тем более, старательно не представлял ничего… большого.
Чувствовать себя озабоченным полудурком было не слишком приятно.
Поэтому формула заклинания была ему очень нужна, так он надеялся избавиться от ударного и нелепого наваждения типа Шапек.
Эту пигалицу прежде он вовсе не замечал. Ну не то что бы совсем вовсе, но взгляд, в основном, проскальзывал мимо, фиксируя её разве что как одну студиозусную единицу в наличии на занятиях. Смирна ставил напротив её фамилии знак плюс и забывал до следующей лекции.
Раз поймав этот её задумчивый взгляд, содрогнулся. Взгляд был откровенно страшным. Присутствовало в нём нечто потустороннее, тревожащее, пробирающее до самых печёнок. Поэтому связываться с ней Смирне ни по какому поводу бы не хотелось. Не его поля ягода, так он решил. Он даже прозвище ей тогда выдумал. Со страху, не иначе, чтоб бояться смешно было – Шапежка, вроде, как шанежка – картофельная ватрушка.
С ватрушкой она, разумеется, не имела ничего общего, будучи мелкой и тонкой, и вообще вся резкой, как натянутая струна. А ещё бледной, с горящим этим её внутренним безумием взглядом. Но прозвище почему-то не прижилось. Хотя с его легкой руки они всегда прочно за счастливыми наречёнными закреплялись, и те их гордо носили, а, может быть, просто вежливо сносили – этого Смирна не знал. Да и всё равно ему было, если честно. А вот про "шапежку" почему-то было обидно, что не поддержали. Он, можно сказать, от сердца это прозвище оторвал…